С земли стали подниматься и отряхиваться бойцы, что крутились рядом с грузовиками. К своему стыду, Николай понял, что он единственный, кто остался торчать у всех на виду. Даже Леший успел выскочить из кузова и занять позицию за сдвоенным колесом.
— Клоп кого-то затрофеил, — прислонил он ладонь лодочкой над бровями. — Ишь, как важно вышагивает.
— Молоток Батя! Как знал, что головной дозор понадобится, — Скиф сложил сошки пулемета и достал сигарету. — Сегодня день сюрпризов. Пойдем посмотрим, кого это к нам нелегкая принесла.
Николай потянулся за остальными, стягивающимся вокруг нежданного гостя. Он хотел спросить за какие деловые качества бойца прозвали Клопом, ведь, как пояснял Батя, все получили прозвища за что-то конкретное. Но кричать в спину ему показалось нелепо, а когда он занял свободное место рядом с Клопом, вопрос отпал сам по себе. Казалось, что Клоп не мылся с самого рождения, что, впрочем, не доставляло ему неудобств. Чего не скажешь об окружающих.
— Кто таков и откуда ты такой красивый нарисовался? — изобразил суровое лицо Батя.
— Я... Тут какое-то недоразумение. Понимаете, я свой, такой же, как и вы...
— Ага, свой он... Где ты этого своего взял, Клоп?
— На дороге, где же еще? На джипе куда-то спешил. Небось на встречу с теми... — Клоп кивнул в сторону грузовиков. — Имп с ним был. Но с тем повезло разделаться сразу, даром, что не снайпер. Машина — в кусты, а водитель вот, перед вами стоит.
— Да-да, я простой водитель, — закивал головой мужчина. — У меня семья, дети.... Они все в заложниках у импов, и я вынужден выполнять их требования по коммуникативным функциям.
— Это как? — не понял Батя.
— То есть возить на встречи разные. Вот сюда, например.
— Ты на руки его посмотри, — вспомнил Николай нетленную классику.
— Что скажешь? — упоминание про шоферские руки развеселило Батю. — Где твои трудовые мозоли? Или все-таки по другой специальности работать изволишь? Рояли не настраиваешь?
Холеные руки у мужчины действительно мало походили на натруженные руки работяги. Смущенный общим вниманием, он спрятал их за спиной.
— Вот еще, — Клоп протянул кусочек пластика с фотографией и подписью «Дорох Тима». — это при нем было.
— Это тебе тоже импы выдали? Разговор становится интересным, — усмехнулся Батя и посмотрел на ухмыляющихся бойцов. — Когда начнешь говорить правду, Тима? Кто такой Эдмонт? В чем проблема переселенцев?
На лице мужчины отобразился испуг, он отчаянно замотал головой:
— Я ничего не знаю! Они... Они убьют мою семью! Деньги, оружие... Отпустите меня, и вы получите все, что хотите, клянусь! Что вам нужно?
— Нам нужна информация. Почему бы тебе не дать ее прямо сейчас?
— Хорошо... — мужчина закрыл лицо руками и добавил изменившимся голосом: — Я расскажу все, что знаю...
— Вот это совсем другой разговор. Слушаю, — Батя зажмурился, прикуривая сигару от услужливо подставленной зажигалки, и это было его ошибкой.
На что рассчитывал пленный, было непонятно. Возможно, он хотел потребовать свободу под угрозой жизни главаря, в котором безошибочно опознал Батю, а, может быть, это просто был жест отчаянья, но факт остается фактом — его бросок был резок и мог бы достигнуть цели...
Николай вздрогнул от неожиданности рывка Тимы, поэтому треснувший почти под самым ухом сухой выстрел воспринял где-то на уровне подсознания. А что произошло понял лишь когда на белой футболке мужчины расплылось красное пятно, а сам он замер, словно налетел на невидимую преграду, и стал медленно оседать на землю.
— Вот дурак. А мог бы жить, — Батя спокойно выпустил колечко дыма.
Пистолетная пуля остановила мужчину, но он был еще жив. Зажав рану одной рукой, он поднял голову и заговорил быстро, как будто опасаясь, что может не успеть:
— Жить? Ну уж нет! Нет у вас здесь жизни! Нет и никогда не было! Вся жизнь там! — он махнул свободной рукой на запад. — Не понять вам этого, потому что жизни настоящей не видели и не увидите никогда...
— Прорвало-таки, — прокомментировал кто-то из бойцов. — Давай, вываливай все дерьмо, что копил эти годы.