Беарис безостановочно шагал куда-то вглубь площади, сейчас ставшей рабским рынком, не давая Даррену осмотреться по сторонам. Перед взглядом пленника мелькали лица — усталые, осунувшиеся, потерявшие надежду.
— Мне нужен Ажинар Фартенни, — коротко бросил Беарис продавцу у одной из площадок. Тот отдал короткую команду своим подчинённым.
Двое солдат в песочной форме вытащили Ажинара из тюремной гравиплатформы и вывели на помост. Над его головой загорелся экран с основными данными:
Имя: Ажинар Фартенни.
Возраст: 28 стандартных лет.
Уровень интеллекта: 115 (нормальный).
Уровень физического развития: 45 (средний).
Социальный рейтинг: 500 (социальный класс — лицо, лишённое прав за военные преступления).
Начальная цена: 200 линов.
— Это он? — негромко уточнил Беарис. — Что-то не похож на военного.
— Он, — кивнул Даррен. — Ваша система, скорее всего, ошиблась — что с интеллектом, что с физическим развитием. Ажинар, может, и не выглядит особо сильным, но сдаёт… сдавал все нормативы на отлично и порой занимал первые места на соревнованиях.
Он одёрнул сам себя, внезапно вспомнив, что нормативов, проверок и соревнований больше не существует, как и самой республики Денвиг, и её космического флота.
— Катрина не ошибается, — негромко заметил Аврис, пока Беарис разочарованным взглядом изучал Ажинара и его характеристики.
Даррен смущённо посмотрел на бывшего подчинённого — полностью обнажённый, он дрожал и прикрывался руками, изо всех сил пытаясь сжаться как можно сильнее. Сейчас, без формы, и Даррен не признал бы в нём военного — Ажинар всегда был высок и тощ как спичка, несмотря на регулярные занятия в тренажёрном зале, а его вечно пробивающиеся тонкие светлые усики и жиденькая щетина на подбородке делали его похожим на восемнадцатилетнего подростка. Единственное, что на нём сейчас было надето, — пластиковые оковы на ногах, позволяющие лишь коротко семенить за дюжими солдатами. Травмированная рука по-прежнему была отёкшей, но теперь — уже багрово-синюшной. Таким же синюшным был отёкший и заплывший глаз.
— Даю две сотни, — приподнял руку Беарис, называя начальную цену с экрана.
— Три сотни, — из-за его спины вышел невысокий парень в тёмно-зелёной форме имперской разведки.
— Он тебе так сильно нужен? — поинтересовался Беарис у парня, одновременно заявляя торговцу: — Четыре сотни.
Тем временем, заметив внимание к Ажинару, продавец кивнул солдатам. Один из них придержал пленника за локти, а второй приподнял голову за подбородок, демонстрируя всем его лицо.
— Боевые петухи начали покупать смазливых мальчиков? — рассмеялся разведчик. — Пять сотен.
— Тебе тоже сегодня придётся поторговать своим смазливым личиком, — в ответ хмыкнул гвардеец. — Крыс вас всех сегодня будет разносить по полной. Вот этого, — он указал головой на Даррена, — Его Величество считал капитаном, а он уже полгода, ещё с Брокена, майором ходит. А тот пацан — полгода как старлей. Шесть сотен.
Солдаты по жесту торговца развернули Ажинара спиной. Та была покрыта десятком полос от гвардейских дубинок и синяками от побоев. Даррен зло поджал губы — пока он отлёживался в госпитале, Ажинара били и держали в раскалившейся на солнце тюремной платформе. Всё, что говорила Катрина несколько часов назад, полностью противоречило тому, что Даррен видел сейчас перед собой: она говорила о всеобщей справедливости и главенстве закона, но, тем не менее, не обращала никакого внимания на такое грубое попрание базовых человеческих прав.
Та же Конвенция о военнопленных предписывала как минимум уважительное отношение к пленникам, а сама идея продажи людей была настолько невообразимой, что, услышь Даррен об этом от кого-нибудь, поднял бы его на смех.
— Думаешь, вас сегодня не разнесут? — тем временем усмехнулся разведчик. — Трое твоих нажрались, устроили бучу в «Бочонке» и подрались с мусорами. Им конец, и тебе тоже. Семь сотен.
— Кто-то из ваших конкретно просчитался и проморгал двойной крест, — услышав о драке, Беарис стал немного серьёзнее, но не смог удержаться от того, чтобы не подколоть разведчика: — Присвоение одной из высших государственных наград мог пропустить только слепой и тупой. Хотя, у тебя они все такие. Восемь сотен.