– А где прошло твое детство, Гретхен? – Он слегка повернулся на стуле и стал рыться в одной из коробок, стоявших на полу. – Ты никогда не рассказывала.
– На Земле. Моя семья – из Южной Африки. Богатое наследство, но ко времени моего появления на свет от него уже мало что осталось. – Она покачала головой. – В нашей семейке никто не решился бы стать Немым. Генетические уроды, вот они кто.
– Уроды – Немые или твоя семья? – Под руками Бена звенели, стукаясь друг о друга, металлические детали компьютера.
Гретхен рассмеялась.
– Опять пошутил! Ты совершенствуешься прямо на глазах! Уроды – это Немые. И вот я выросла в прекрасной семье, которая жила в прекрасном доме и думала, что их прекрасная дочурка – генетический урод. А братцы мои вели себя как последнее дерьмо, особенно когда родителей не было поблизости. – Ее лицо на мгновение исказилось гримасой боли. Но она тряхнула головой. – В конце концов я вступила в Братство, и вот я здесь, живу в доме на дереве и прошу классного парня, который мной совершенно не интересуется, починить жесткий диск моего домашнего компьютера. Кто бы мог подумать?
Бен выудил из коробки наполовину отремонтированный дисковод, который так долго искал. Из портов свисали разноцветные провода, на крышке уже скопился слой пыли. К его удивлению, замечание про «классного парня» не вогнало его в краску.
– Судьба – странная штука, – заметил он серьезно. – Если бы мамин доктор подвинул руку чуть левее, я все еще был бы в заморозке, а ты беседовала бы сейчас с кем-нибудь другим насчет твоего дисковода.
Гретхен склонила голову набок.
– Весьма загадочно, – сказала она. – Объясни.
Бен объяснил, сам удивляясь, насколько легко оказалось рассказывать эту историю Гретхен, женщине, которая, как он всегда полагал, ему неприятна.
– И вот где-то в недрах лаборатории имеются одиннадцать моих братьев, – закончил он свой рассказ.
Гретхен передернула плечами.
– Жуть какая. Это я не про тебя, – торопливо добавила она. – Сама мысль о том, что на твоем месте мог бы оказаться кто-нибудь другой…
– На любом месте мог бы оказаться кто-нибудь другой, – заметил Бен философски. – Как подумаешь о том, сколько миллионов сперматозоидов твоего отца боролись за одну-единственную…
– Так что там мой дисковод? – перебила его Гретхен.
Бен заметил, что на этот раз она покраснела, и рассмеялся. Он смеялся громко и долго, не в силах остановиться. Гретхен в конце концов присоединилась к нему, и напряженность миновала.
– Ладно, ладно, – пробормотала она, – очко в твою пользу.
Переведя дух, Бен решил поменять тему:
– И как сейчас у тебя отношения с семьей?
– А никак. – Гретхен потянулась. – Хотя время от времени я бываю на Земле, чтобы помахать у отца перед носом своими достижениями в Братстве Ирфан. Но здесь поначалу пришлось туговато. Трудно стать такой как все.
– Ты о чем?
Гретхен пожала плечами.
– Когда я была маленькой, мне не нравилось, что я не такая, как все, но со временем это сознание превратилось в некий символ мужества. «Эй, вы, посмотрите-ка на меня, какая я сильная, я – не такая, как вы, я – особенная». Но в монастыре-то я никакая не особенная. – Она посмотрела на Бена долгим взглядом из-под полуопущенных век. – Очень трудно было отказаться от мысли, что ты особенная, хотя в детстве именно эта непохожесть и не давала мне жить нормально. Трудно. Наверное, так происходит со многими.
Бен ничего не ответил.
– Ладно, – сказала Гретхен. – Работай спокойно, не буду тебе мешать. Позвони, когда закончишь, хорошо? Ты – душка.
И она ушла.
Бен еще долго сидел, держа перед собой дисковод, прежде чем взял в руки паяльник и приступил к работе.
ГЛАВА 18
ПЛАНЕТА РЖА
Если мы встретимся вновь, мы улыбнемся друг другу?
Посреди океана
Прасад проснулся позже обычного; чувствовал он себя немного не в своей тарелке, в глаза как будто песку насыпали. Он вообще стал плохо спать с тех пор, как узнал, что доктор Кри и доктор Сей хотят заполучить яйцеклетки его дочери для своих экспериментов. Пока что ему удавалось так или эдак спускать дело на тормозах, но они становились все более настойчивыми, и Прасад не знал, что предпринять.
Сладко пахло поджаренным медовым хлебом, и Прасад сделал глубокий вдох, стараясь окончательно проснуться. Он запахнул халат и зашаркал на кухню, где Катсу, стоявшая у плиты, подняла на него взгляд и слегка улыбнулась. Не успел он ответить на ее приветствие, как в дверь позвонили.
– Кто бы это… – пробормотал Прасад. Он открыл дверь и…
…И застыл на месте. В коридоре стоял Макс Гарин, вирусолог. Он быстрыми движениями то и дело подкручивал свои светлые усы. У Прасада от слабости подкосились ноги.
За спиной Гарина стояла Видья Ваджхур.
Прасад не отрываясь смотрел на нее. Она – на него. Одежда на ней была грязная и потрепанная, на шее – широкий шарф. На плече висела видавшая виды сумка. На лице читались испуг и изумление.
– Так значит, вы знакомы, – произнес Макс Гарин, не переставая покручивать ус.
– Видья, – с трудом выдавил из себя Прасад.
– Я думала, тебя нет в живых, – сказала Видья с тем же напряжением в голосе.
– Отец, – раздался из кухни голос Катсу, – кто там?
– Это твоя мать, – пробормотал Прасад.
– Возможно, стоит зайти внутрь и поговорить? – предложил Гарин.
Видья резко обернулась к нему, яростно сверкнув глазами. Как хорошо помнил Прасад этот жест…
– Возможно, вам лучше уйти и оставить нас вдвоем?
Гарин, слегка ошарашенный, отступил в коридор, а Видья шагнула в квартиру. Прасад сделал шаг назад, освобождая для нее путь, и Видья захлопнула дверь прямо перед лицом Гарина. Катсу, слегка смущенная, отступила в гостиную. Видья стояла у входа, а Прасад молча смотрел на нее, не в силах пошевелиться или сказать хоть слово. Она изменилась. В его памяти жила молодая Видья, с черными как ночь волосами и гладким прекрасным лицом. Какая-то часть сознания говорила ему, что это смешно, разумеется, она постарела, как и он сам. В ее темных волосах блестели серебристые пряди, морщины прорезали кожу на лице и шее. Глаза, тем не менее, остались такими же темно-карими. И вот теперь эти глаза не отрываясь смотрели на него, а он размышлял, приходят ли и ей в голову такие же мысли, мысли о том, что он тоже постарел.
Как все это глупо! Он семнадцать лет не видел Видью, а теперь единственное, что его заботит, – ее внешность! Прасада переполняли эмоции. Ему хотелось схватить Видью в объятья и не отпускать. Еще ему хотелось убежать, и это чувство удивляло его самого. Он понимал, что надо познакомить ее с Катсу, но не знал, как это лучше сделать. Так он и стоял, не в силах ничего предпринять.
Видья ударила его по лицу.
– Ублюдок! – бросила она.
Прасад стоял все так же неподвижно. Щека горела, и он молча поднес руку к лицу.
– Ты – моя мать? – раздался из гостиной голос Катсу.
Видья обернулась.
– Катсу? Моя малышка Катсу?
Едва добравшись до кресла, она упала на сиденье и закрыла лицо руками. Сумка шлепнулась на пол. Находясь в каком-то оцепенении, Прасад тоже сел. За красным стеклом маленького овального иллюминатора медленно проплыла фруктовая рыбка, из аквариумов Катсу доносилось равномерное гудение фильтров. Катсу опустилась на колени рядом с Видьей. Видья отняла руки от лица, и Прасада поразило сходство между двумя женщинами.
– Мама, – сказала Катсу.
Видья нерешительно протянула дрожащую руку и дотронулась до ее лица.
– Малышка Катсу… Уже не малышка.
Лицо девушки, как всегда, оставалось бесстрастным и непроницаемым. Прасад открыл рот, чтобы что-то сказать, и понял, что слова с трудом вырываются наружу.
– Видья, – начал он, – что с тобой произошло? Куда ты скрылась?
Видья бросила на него все тот же гневный взгляд.
– Это я должна тебя спросить. Ты исчез. Я не могла тебя найти. Я искала неделю. Почему ты не вернулся? Ты оставил меня одну с…