— Но это не может длиться вечно, — заключил Хэй обзор горизонтов архипелага, каким он виделся из государственного департамента. Хэй знал, что в других частях свадебного торта архитектора Мюлле, в военном ведомстве, проигрываются варианты, о которых его не ставили в известность, да он о них и не хотел ничего знать.
— Я не сомневаюсь, что какой-нибудь инцидент даст нам необходимые две трети голосов. — Лодж сидел в кресле напротив Генри Адамса в той же самой задумчивой позе, что и его бывший профессор, а также и редактор. Когда Лодж окончил Гарвард, Адамс пригласил своего бывшего студента на должность заместителя редактора «Норт америкэн ревью», дав ему единственную инструкцию: редактируя историков, вычеркивайте все лишние слова, особенно прилагательные. Хэй всегда завидовал сдержанности Адамса в том, что касалось стиля. Адамс писал, как римлянин, составляющий рапорт о военных действиях. Проза самого Хэя была безжизненна, пока не подвертывалась удачная шутка.
— У нас, то есть у вас, были две трети ровно две недели тому назад, — хмуро сказал Адамс. — А затем все распалось на части. Как бы я желал, чтобы Дон Камерон по-прежнему был в сенате…
— А Дона — на другом конце площади, — закончил за него Хэй. Без Лиззи Камерон Адамс был не в своей тарелке. Но Камероны проводили зиму в Париже, и Адамс, как никогда раздражительный, не находил себе места.
На этот раз Лодж не пытался оправдаться или, что было для него более характерно, винить кого-либо в том, что лишился поддержки в сенате, где республиканцы не только располагали большинством, но и сам он был главной силой в комитете по иностранным делам.
— Я никогда еще не видел, чтобы на нас оказывалось такое давление и чтобы сенаторы выдвигали столько сумасбродных причин отвергать очевидное. Но теперь мы заручились поддержкой Брайана. Или, как он себя называет, полковника Брайана…
— Так называют себя все, кто может, — сказал Хэй, сам служивший майором в Гражданскую войну, но не участвовавший в боевых действиях, так как был секретарем Линкольна. Когда война кончилась без его участия, его произвели в подполковники, и теперь на вечные времена он превратился в полковника Хэя, так же как президент навсегда останется майором Маккинли. Но президент действительно воевал под руководством своего ментора, политического генерала из Огайо Резерфорда Б. Хейса, ментором которого, в свою очередь, был другой политический генерал — Джеймс Гарфилд, близкий друг Хэя. Когда златокудрого генерала Гарфилда избрали президентом, он предложил полковнику Хэю должность своего личного секретаря, но Хэй ответил вежливым отказом. Не мог он в зрелые годы снова стать тем, кем был в юности. Теперь, ясное дело, все политические генералы от Гранта до Гарфилда умерли, полковники пылятся на полке, а в силу вошли майоры. После них больше не будет политиков с воинскими званиями. И все же каждая из войн, какие вела Америка, давала по меньшей мере одного президента. Кого же, подумал Хэй, вознесет наверх — о, эта его глупая фраза! — прелестная маленькая война? Адамс симпатизировал генералу Майлсу, шурину своей любимой Лиззи Камерон. Лодж уже объявил, что победа адмирала Дьюи в Маниле равнозначна победе Нельсона при Абукире. Но Лодж, конечно, поддержит Маккинли, и его переизберут на второй срок: значит, в обозримом будущем не предвидится другого президента — героя прелестной маленькой войны.
Хэй поймал себя на том, что грезит наяву, а не слушает. В юности он умел заниматься тем и другим одновременно. О чем говорит Лодж?
— Он держит свой двор в Мраморном зале сената. Они входят по одному и получают инструкции. Он как папа римский. — О Брайане. Полковник Брайан объявился в городе и пытается убедить сенаторов-демократов из патриотических соображений поддержать договор; когда договор будет ратифицирован, они примут отдельную резолюцию о том, что в должное время Филиппинам будет предоставлена независимость. Хэй не мог отказать Брайану в сообразительности. Если империализм действительно так популярен, как это открылось Маккинли в Сент-Луисе, то Брайан вступил в следующую президентскую схватку как человек, присоединившийся к армии, а затем поддержавший договор и временную аннексию; если же по какой-нибудь причине империализм не станет популярным, все будут помнить, что он стоял за независимость Филиппин, тогда как Майор твердо настаивал на их аннексии. — Он еще и тем похож на папу римского, что джентльменом его не назовешь, — не удержался Лодж от двойного выпада. Хэй, который, по стандартам Лоджа, вовсе не родился джентльменом, им стал; настолько, что, в отличие от Лоджа, не видел нужды этим опасным словом пользоваться. Политики, какими бы патрициями они ни были по рождению, принадлежали к вульгарному, недоразвитому племени. — Разумеется, мы должны быть ему благодарны, этому дикарю. Потому что, если договор будет ратифицирован…