— Да это были обычные побрякушки, мисс Сэнфорд. Булавка. Колечко. Серьги.
— Но ведь Бингхэмы богаты? — Каролина дала волю фантазии о некой преступной банде: «Коннектикут-авеню объята ужасом» — гласил заголовок (как всегда, у нее получалось слишком длинно) и подзаголовок: «Кто будет очередной жертвой бандитов?»
— Бингхэмам принадлежит маслобойня Сильверсмит. Они размещают у нас рекламу. То есть обычно размещали. Да-да, мэм, они довольно богаты. Но драгоценности…
— «Бесценные фамильные драгоценности одного из старейших и аристократичнейших семейств Вашингтона», — вписала Каролина в репортаж. — Если уж это не обрадует Бингхэмов, то я не знаю, что и сказать, — обратилась она к Тримблу, которого как всегда и забавляло и ставило в тупик ее воображение. — Мы будем купаться в молочной рекламе, — заверила она, поставив бингхэмские бриллианты на первую полосу и вписав имя миссис Бенедикт Трейси Бингхэм если не золотыми буквами, то хотя бы многозначительным типографским шрифтом в реестр столичных патрициев.
В дверях возник чернокожий швейцар.
— Там джентльмен, мисс, он хочет говорить с издателем, мистером Вардеманом.
— О чем? — Каролина разглядывала иллюстрацию с изображением дома Бингхэмов и велела поместить ее в центре репортажа.
— Он говорит, что он от Херста. А зовут его так же, как вас, мисс.
Каролина выпрямилась, схватила первую попавшуюся тряпку и попыталась стереть с пальцев типографскую краску.
— Ты сказал ему, кто издатель?
— Нет, мэм. Но он ясно сказал, что хочет видеть мистера Вардемана.
— Я приму его в кабинете. — Каролина оставила за собой небольшую мрачную комнату с окнами на типографский склад во дворе. Копия первой в ее жизни первой полосы висела в рамке над убогим письменным столом («Обнаженный труп неизвестной красотки выловлен в порту»). Два стула эпохи Людовика XVI составляли всю меблировку кабинета, хотя были там совершенно не к месту. Первые весенние мухи кружили в воздухе.
Как она и рассчитывала, Блэз был ошеломлен.
— Что ты здесь делаешь? Где Вардеман?
— Мистер Вардеман поглощен проблемами собственной генеалогии. Он полагает, что ведет свое происхождение от Томаса Джефферсона, и это дает нам пищу для разговоров…
— Ты купила «Трибюн»?
— Я купила «Трибюн».
Они смотрели друг другу в глаза: непримиримые враги, какими могут быть только люди одной и той же закваски.
— Ты сделала это, чтобы уязвить меня.
— Или доставить удовольствие себе. Присаживайся, Блэз.
Блэз сердито развернул позолоченный стул и уселся на него верхом. С наигранной беззаботностью Каролина села за письменный стол, заваленный неоплаченными счетами. Она жалела теперь, что игнорировала в свое время опытного, хотя и занудного учителя математики у мадемуазель Сувестр.
— Сколько ты заплатила? — спросил Блэз.
— Два-три Пуссена.
— Мои картины!
— Наши картины. Я выплачу твою долю, конечно, когда ты вернешь мне мою часть наследства.
— Это дело адвокатов. — Блэз оглядел убогую комнату. Каролину даже радовало, что она способна не замечать такую запущенность. Она жалела только, что не поддалась первому побуждению и не повесила на стену отвратительный портрет адмирала Дьюи с надписью «Наш герой».
— Это все несерьезно, — сказал Блэз.
— Я никогда не могла понять, почему такое говорится, когда человек полон самых серьезных намерений. Конечно, я серьезна. — Каролина скромно опустила ресницы, как сделала Элен Хэй при виде поданного официантом десерта. — Я здесь работаю как издатель и редактор, как мистер Херст.
Блэз невесело рассмеялся. Он увидел полосу в рамке и понял, что это ее рук дело.
— Ты заблуждаешься, если думаешь, что вся хитрость в убийствах.
— Конечно, его счета оплачивает миссис Херст. Или оплачивала раньше. Она уезжает в Калифорнию. И больше не хочет ему помогать.
— А кто будет оплачивать твои счета? Старушка «Триб» теряет деньги, как худое решето.
— Полагаю, я сама. Из своего состояния.
Блэз встал, резко отодвинул стул и посмотрел в окно на типографский склад сквозь засиженное мухами окно.
— Вот что приносит деньги. Газета их теряет. — Он повернулся. — Сколько ты хочешь?
— Я не продаю.
— Все имеет цену.
Каролина рассмеялась.