Помпей хотел налить себе еще вина, но, когда потянулся за кувшином, лампада погасла, а воздух неожиданно наполнился странной прохладой. Пошарив по столу, архивариус нащупал светильник и, держась за стену, направился к жаровне, которая тлела у входа, чтобы снова запалить фитиль. Вернувшись обратно, он вздрогнул от неожиданности и едва не выронил горящую лампаду из рук. За его столом сидел юноша, одетый в какое-то неприглядное тряпье. Он был немного горбат, а правый глаз его был красен, словно налит кровью, отчего на него было не очень приятно смотреть. Незнакомец, подергиваясь всем телом, произнес ломающимся голосом:
– Садись, Помпей, не бойся.
Старый солдат медленно, не сводя глаз с необычного посетителя, разместился напротив.
– Меня зовут Авера. Ты, наверное, об этом хотел спросить?
Помпей кивнул головой в знак согласия и поставил лампаду на стол. Но Авера отодвинул ее дальше от себя и ближе к своему собеседнику, проговорив:
– В последнее время я не очень люблю свет: он режет мне глаза. Темнота мне нравится куда больше, в ней все одинаковы. А днем… – юноша прикрыл веки и стал жадно нюхать воздух, словно пес, – днем от вас всех несет тщеславием и пафосом, вы все стремитесь покрасоваться друг перед другом, выставляя себя напоказ, как продажные девки. Сейчас большинство из вас спит, и от этого даже дышать становится легче, тогда как днем вы смердите своими грехами, словно клопы. Чувствуешь? Чувствуешь? – снова начал глубоко втягивать ноздрями воздух Авера.
Помпей, не понимая, что происходит, тоже попытался принюхаться вокруг себя, но, так ничего и не почуяв, вскоре снова уставился на своего гостя. Тот лишь улыбнулся на удивление ровной и белоснежной улыбкой.
– Конечно, ты ничего не чувствуешь. Как можно почувствовать вонь от самого себя?
– Кто ты такой?! И что ты делаешь у меня дома?! Убирайся, пока я тебе ноги не переломал! – не выдержав такой наглости от незваного гостя, повышенным тоном произнес Помпей, привставая за столом. На это Авера лишь ухмыльнулся и, снова передернувшись всем телом, тоже приподнялся.
– Я уйду только с тобой, Помпей, сын Брута. За этим я и пришел сюда, и, поверь, не тебе диктовать мне условия.
После этих слов бечевка, которая висела на вбитом в стену крюке, упала на пол, распуталась, змеей подползла к Помпею и одним концом обвилась вокруг его шеи, а другим перекинулась за перекладину под потолком и завязалась узлом. Затем веревка резко натянулась и архивариус, невольно ухватившись за петлю, вытянулся по струнке. Еще через мгновение бечева затащила его на стол. Беспомощно перебирая ногами, Помпей опрокинул стоявший на нем кувшин, и вино, словно кровь, растеклось по его поверхности и стало капать на пол. Авера вышел из-за стола и встал напротив Помпея, который безумными, выпученными глазами смотрел на него сверху вниз. Его вены набухли, лицо побагровело от напряжения, а веревка продолжала медленно натягиваться, заставляя его становиться на цыпочки. Вдруг бечева ослабла, и архивариус рухнул вниз, приземлившись на четвереньках на стол и оказавшись лицом к лицу с Аверой. Помпей прерывисто закашлял и часто задышал.
– Ну, спрашивай, Помпей. Я же вижу, как ты мучаешься этим вопросом, даже стоя одной ногой в могиле.
– Что ты такое? – проглотив пересохшим горлом слюну, произнес тот. – Ты бог? За что ты это делаешь со мной? В чем я перед тобой виноват?
– Бог? – рассмеялся Авера. – Куда мне до бога? Я порождение человечества, я ваше дитя, созданное по вашему образу и подобию своим отцом. В чем ты виноват передо мной? Ни в чем. Но ты виноват перед моим повелителем, перед самим собой и перед тем, кто вас так любит и кто отвернулся от тебя за грехи твои.