– Это только сначала жалеешь их, потом тебя интересует лишь происходящее. Они просто куклы на арене, не воспринимай их как людей – просто наслаждайся зрелищем. И радуйся, что мы с ними по разные стороны сейчас и, надеюсь, будем всегда, – спокойно сказал Марк, увидев реакцию Луция. – Посмотри на Понтия: он не осознает, что там живые люди, а просто наслаждается происходящим на арене. Бери пример с него, и тебе это тоже понравится.
И действительно, вскоре все стало казаться нормальным: кровь уже не вызывала отвращения, а крики стали чем-то вроде музыкального фона. Все происходило как во сне. В голове не было ничего, кроме желания смотреть на арену и наслаждаться происходящим. Лишь только Ромул, словно статуя, оцепенело и молча наблюдал за действом, но это заметил только Марк. А Луций и Понтий радостно кричали вместе с толпой, смотря, как лев, вцепившись в горло кому-то из находящихся на арене, повалил его на песок и стал рвать на части. Чуть в стороне тигр догонял убегающую от него женщину, которая пыталась спрятать ребенка, закрыв его своим телом. Но скоро было покончено и с ними, что вызвало новый всплеск радости и одобрительные крики зрителей, заглушающие вопли несчастных.
Как правило, гладиаторские игры в Риме начинались лишь во второй половине дня. Тем не менее, с самого утра тысячи зрителей спешили в Колизей для того, чтобы развлечься за государственный счет. Часто праздник открывался травлей дикими зверями. Кровавые сцены, когда хищники с жадностью раздирали людей, сменялись показом дрессированных животных, удивлявших публику невероятными цирковыми трюками. Так и сейчас, едва только публика утолила жажду крови и насытилась ужасным зрелищем, как ей уже показывали медведя, ходившего по натянутому канату. Обезьяны покорно жонглировали булавами, а львы послушно выполняли приказы дрессировщиков. Луций смотрел с восторгом на то, что творилось на арене. Марк и сейчас оказался прав: главное, не думать о том, что там, на песке, все по-настоящему, что там живые люди и им страшно и больно. Надо просто смотреть и наслаждаться, получая какое-то доселе невиданное удовольствие.
Подобные ужасные зрелища обставлялись всегда пышно и театрализованно. Особенно любимы публикой были представления с пытками и казнями на арене. Однако, вместо того, чтобы пригласить артистов изображать муки и смерть, на нее выводили преступников, предварительно заставив их выучить изображаемые сцены. А на арене они подвергались не шуточным, а самым настоящим страданиям. Вот и теперь под звуки оваций на песок вывели человека в дорогой, расшитой золотом тунике и прекрасном пурпурном плаще. Зрителям объявили, что он конокрад и вор, и они взревели от возмущения. Затем осужденного заставили играть трагическую сцену на потеху собравшимся, после чего сожги заживо. И снова крики радости, и снова восторг.
Столь пестрая смесь травли зверей, чудес дрессировки и разнообразных казней, длившихся с утра до полудня, раззадоривала аппетит собравшейся на представление публики, которая с нетерпением ожидала кульминации празднества – гладиаторских боев. И вот на скамьях Колизея постепенно затихали разговоры и разные обсуждения. Любители азартных игр, советуясь друг с другом, делали последние ставки на известных и любимых толпой борцов. Наконец, всеобщее внимание переключилось на великолепную гладиаторскую колонну, вступавшую на арену под звуки труб и фанфар. Когда гладиаторы проходили под аркой, их осыпали лепестками роз, а восторженная публика вставала с мест, чтобы поприветствовать их овациями.
– Смотри, Луций! Так выглядят те, кому поклоняется толпа. Здесь они главнее императора – здесь они боги. Запомни, мой мальчик: только смелым, бесстрашным и безжалостным покоряется власть. А здесь вся власть у толпы. Посмотри, сколько тут собралось бездельников и прожигателей жизни, никчемных бездарных существ, которые называют себя людьми. Но тут и только тут им не может возразить даже сам император. Потому что люди любят тех, кто радует их победой на арене, а представь, как они будут восхвалять того, кто подарит им победу над врагами Рима, обеспечив им новые земли, зрелища и увеселения.
Луций лишь кивал головой, глядя на то, как в солдатских накидках поверх роскошных доспехов шли различные типы бойцов. Словно в красивом сне, блистая начищенными до блеска шлемами, мимо парней проходили секуторы, мурмилоны, гопломахи, ретиарии и другие гладиаторы, коими сегодня пестрила арена. Некоторые сходили с колесниц, доставлявших их в амфитеатр, и в военном строю маршировали по арене. Напротив почетной императорской ложи торжественная процессия приговоренных к смерти останавливалась. Гладиаторы, подняв правую руку вверх, громко приветствовали Цезаря Тиберия: «Ave, Caesar, imperator, morituri te salutunt!».[4]