Кийоко пишет.
Теплая ночь. Цикады. Звезды над горами. Воздух тяжел от жирных запахов лес. Стук трости. "Пора спать, сын".
Небольшая сова присела на ограде между двором Врат Тумана и деревянными бараками казарм. Птица позволяет гладить себя и кормить сыну доктора О Хо Кий. Ординарец капитана подает мальчику полоски мяса. Птица с удовольствием щурит свои похожие на фонарики глазки, стрижет длинными бровями.
"Прирученная? Ты поосторожнее. О Господи, неужели т ы и это должна записывать?".
Кийоко пишет.
Доктор О Хо Кий заглядывает ей через плечо. "Сова". "Это на счастье, господин доктор". "Скорее уже, на мудрость и знание".
Там слишком темно – Кийоко подходит к передней части казарм, через их высокие окна исходит желтое сияние. "Сова. Фу-ку-ро".福 来 郎. "Счастье. Придет. Он, ему".
Гайкокудзин вглядывается в нарисованные на земле кандзи, как будто бы перед ним открыватся наиболее тайная сокровищница физики.
"Les navires de l'esprit de fer?""Суда Железа Духа, господин доктор". "Ах, да. Каждое название – это имя. Всякое имя называет мир. Духа. Дух. Хмм, Гейст, я угадал?".
Кийоко пишет на земле у ног чужеземца:
魂
"Тамаси. Дух, l'esprit, der Geist".
鉄
"Тецу. Железо".
Ойятои гайкокудзин обеими руками оперся на трость. Сгорбившийся, согнувшийся – над логограммами, над девушкой. "И ваш император и вправду ожидает Кораблей Железа Духа?".
Кийоко записывает в блокноте сокки и этот вопрос.
Сын доктора О Хо Кий скормил сове последнюю полоску мяса. Сова крутит головкой в различные стороны, вопросительно, мысляще. Мальчик гладит ее левой рукой, правую руку подводя снизу – он желает ее схватить? поднять? прижать к себе? Только сова гораздо быстрее, вырывается. Вырвалась.
Сейчас трепещет крыльями.
Птица повисла посреди ночи, распростершись над людьми.
Крыло, крыло, людской гнев на покрытой перьями рожице. Сова глядит светлыми глазами с высоты.
Клюв, когти и шепот мягкого движения: ач! ач! ач!
Доктор О Хо Кий смотрит на Кийоко, глядящую на сову: радостное восхищение, дитя, захлебнувшееся миром, отблеск чуда, отраженного на полувзрослом личике.
Доктор О Хо Кий громко смеется.
Из казарм выходит раздраженный офицер в расстегнутом мундире. Через круглые очки в проволочной оправе он бросает близорукий взгляд – на смеющегося чужеземца, на надписи на земле, на афишу с жирным шрифтом, прибитую к стене казармы.
Между офицером и ординарцем происходит быстрый обмен словами-ворчаниями.
Офицер деланно кланяется иностранцу, выглаживает афишу, кланяется афише, гораздо ниже, и исчезает в казарме. Треснув за собой дверью.
"Я предполагаю, что некоторые все еще желают сжечь европейские изобретения, выгнать белых, распять христиан". "О! Мы понесли наказание!, но поддались воле императора!, помилованные, мы служим".
"Папа, папа, а зачем он кланялся бумаге?".
Изданный в четырнадцатом году Мейдзи Императорский рескрипт солдатам и матросам зачитывают ежедневно в воинских подразделениях по всей Стране Богов; тем более, в только-только учрежденном Императорском Флоте Неба, на этом острое чуждых божеств и помилованных бунтарей.
Император обращается к подданным, чтобы те узнали, зачем делают то, что делают.
Солдаты, Матросы, Мы являемся вашим Верховным Командующим. Наш союз в наивысшей степени будет интимным: Мы будем полагаться на вас, как на Наши конечности, вы же увидите Нас как свою голову. Защитим ли мы Империю, покажем ли себя достойными илости Небес и отблагодарим за благодеяния Наших Предков, зависит от совестливого исполнения ваших обязанностей в качестве Солдат и Матросов. Раз величие и могущество Нашей Империи познают ущерб, вы переживете с нами эту печаль; раз слава Наших вооруженных деяний воссияет словно лучи, вы разделите с Нами этот почет. Если все вы исполните свои обязанности, вы и Мы в духе – единое существо, если вы сделаете все возможное, чтобы защищать Нашу страну, народ Наш будет радоваться благом покоя в течение долгих лет, а сила и достоинство Нашей Империи воссияют над всем миром.
外
国
人
чужеземец
Они ненавидели себя еще до своего рождения.
Выпускаешь ее из ладони – хорошо взвешенная катана tetsutmasi зависает в воздухе.
Все эти страхи и чудес детства мы прячем на чердаке детства.
Они ненавидели себя еще до своего рождения. Жизнь начинается с зачатия, и ненависть начинается с зачатия. В Стране, Которой Нет в лоне матери появились брат с братом.