Всякая кость судна – замороженный крик движения.
Всякий орган стали – легче синевы поэзия насилия.
Хайябуса дрожит на привязи. Крыльев нет, зато имеются ребра-веера с пустыми местами под роторы.
"Муцухито приглашает". "Аудиенция? При дворе, в Кюдзо?". "Приглашает, похоже, на вечер в Рокумейкан". "Лично? И господин доктор не должен и думать об отказе!".
Гайкокудзин снимает очки. Опускает веки.
"Сделай вид, что я не спросил. Отвечать не обязательно. Каубуцу приходило к тебе?".
Кийоко уже почти что записала этот вопрос. Не понимая того, что записывает. Какубуцу, "расследование сути вещей", принадлежит к домену мысли, а не людей или предметов.
Только через два кандзи позднее она вспоминает разговор капитана Томоэ с молодыми рангакуся в мундирах без знаков отличия. И кое-какие документы из Бансё Сирабесё, Института Исследований Варварских Книг.
"Имеется такой департамент в Министерстве Войны? Взлом шифров?".
Незнание, сестра Невинности! Доктор О Хо Кий усмехается. От облегчения? По причине смирения?".
"Тебе следует сшить европейское платье, Кийоко, для посещения салонов, для танцев. Я забираю тебя, чтобы представить пред лицом tennō. Сейчас не записывай. Будут спрашивать. Я слепну, Кийоко. Это правда. Тыпри мне не для того, чтобы записывать меня ради мира, но чтобы с этого момента описывать мир для меня. И это правда. И не кланяйся мне, ради бога! Хммм. А этот бокал шаманского даже ничего. А вообще, ты желаешь поехать в Токио?".
"Да! Да! Да!".
Тонут их слова, словно камни, бросаемые в Море Туч. "Ки! Йо! Ко!". "Хи! Би! Ки!". Тишина. Белизна. Горы.
Ункаи, густое, словно разваренный рис, залило Три Долины и остановило производство, закрыло железнодорожную линию, рабочих отослали. Кийоко забрала Хибики на западный перевал, над охранными постами умабуси и священным медвежьим гротом.
"Самый прекрасный вид. Словно с моста небес, когда Идзанами и Идзанаги творили мир".
Они сидят на оскалившихся в пропасть корнях старого бука, а под их ногами несутся галопом табуны туч.
Кийоко угощает очищенными от кожицы плодами микан. Хибики осторожно наливает в чарки сливовое вино.
"На море высокое давление! Теплый ветер с юга! Научитесь читать барометры". Это они передразнивают доктора Ака, бесконечно и безуспешно поясняющего детям, что ункаи – это никакой не каприз богов, а закон океанской метеорологии.
Загнанный с Тихого океана разницей температур массив тумана встречает горную цепь Окачи и всегда впадает в те же русла ущелий, в те же самые врата перевалов, бассейны долин.
"Они убедились в том, что в этом случае лучше остановить металлургические заводы и прокатные станы. Переждать. В противном случае, крестьяне из деревушек травятся железным рисом. Ржава роса висит над лугами. Потом она стекает в море и после очистки высвобождается в телах медуз.у Бедный капитан Рююносуке ездит вдоль побережья и платит старейшинам рыбацких деревушек. Это, чтобы не разнеслось по стране о стаях медуз, летающих в свете Луны высоко над волнами". Тень озорства на ее губах, когда рассказывает это гибкому юноше. Хибики слегка наклоняется, чтобы не уронить ни капельки утехи.
Кийоко выпросила у капитана пропуск и показала Хибики подземные металлургические заводы Горной Верфи. Свет ее глаз тогда заслоняли смолистые стекла очков-консервов. Половина долины была перекопана и вновь засыпана. Массовая плавка tetsu tamasi, металла, более легкого, чем воздух, требует нового типа доменных печей, перевернутых вверх ногами. В которых лава жар-руды не стекает вниз, но рвется ввысь, точно так же легче воздуха перед остыванием. Она прожигает все созданные человеком крыши и покрытия. Кайтакуси пришлось вначале вкопаться под скальные плиты горного массива, и вот там, в пяти сотнях футов под дном долины, построить, в соответствии с парижскими манускриптами профессора Гейста конвертеры для выплавки Железа Духа. Вспотевший в слишком толстом мундире кадета, в черных очках-консервах, с открытым ртом, Хибики наблюдал за усилиями обожженных тысячами искр металлургов, металлургов – охотников на бабочек, которые длинными палками с черпаками, похожими на сачки для бабочек, нагоняют и выхватывают из воздуха раскаленный tetsu tamasi. Только что выплавленное Железо Духа плывет в быстрых и закрученных потоках, извиваясь над лохматыми головами рабочих-айнов, словно стая китайских драконов. Различное содержание углерода в смеси и различные загрязнения руды придают ей различный удельный вес. Быть может, это и вправду можно прочитать по вращению Неустойчивого Меча – раз фень-шуй позволяет рассчитать успешность архитектуры. Ни металлург, доставленный из Страны, Которой Нет, ни пятеро нихонских инженеров-металлургов еще не открыли тайны чистой выплавки tetsu tamasi. Каждый выпуск металла из печи, это горячечная охота на змеища вулканического огня под потолком промышленной пещеры, в залпах стрй воды, выстреливающих из насосов внутреннего сгорания, в синеве электрических дуг, в ритм военных команд, выкрикиваемых через жестяные мегафоны. Туда не впускают никого, кто не имеет соответствующей подготовки, поскольку tetsu tamasi, выпущенное в виде капель или потока с сажей или иным загрязнением, увеличивает свой удельный вес и тогда скапывает людям на головы, толстыми жилами яда Солнца. Прежде чем был введен приказ защиты глаз, Железо Духа ослепило более дюжины человек. Одному охотнику, переквалифицированному в металлурги, прожгло шапку, волосы, кожу, череп и влилось в мозг. Капитан Томоэ наверняка выписал пропуск для Хибики не по по порыву доброты сердца, но из злости: а пускай придурок сгорит!