Меняется направление ветра, и временный наблюдательный пункт штаба Третьей Армии тут же накрывает теплая волна смрада человеческого мяса, гари и пороха.
Кашель, плевки, хрип.
Десятиминутный окоп.
Ноги заставляет себя дышать ровно. И ничего, ничего на лице.
Горы трупов под рукой этого Художника Войны.
"Где тот англичанин?". "Наверняка на наблюдательном пункте на Хо-о-шань".
Генерал Ноги жестом руки приказывает подчиненным оставаться на вершине только что добытых укреплений. Он спускается на западный склон возвышенности п спиральной тропке, утоптанной для санитаров.
Солдаты отдают ему салют и кланяются с огромным уважением, и с чем-то, весьма похожим на почтение, даже любовь. Ноги настолько стыдно, что он способен ответить лишь суровым, гордым молчанием.
Фредерик Вильерс ожидает решения японского командования возле своего осла, на первом повороте к деревушке Содиако, где, при штаб-квартире Третьей Армии, разместили заграничных корреспондентов. Он делает эскизы идиллического пейзажа, растягивающегося отсюда на вторую сторону Долины Суичи. Летнее солнце вышло из-за туч. Поля желты от кукурузы. Селяне заняты проблемами земли и воды в своем крестьянском темпе, безразличные к появляющимся то тут, то там солдатам. Женщины прогоняют играющихся во дворах и полях практически голых детей. Только лишь когда Фредерик повернется в другую сторону, в картину вступят колонны раненых и мертвых, и похожая на группу Лаокоона путаница потных и покрытых грязью членов взвода пехотинцев, безуспешно толкающих вверх по разъезженной дороге громадную пушку, снятую с поврежденного судна.
"Господин генерал". "Господин Вильерс".
Удивляется ли он тому, что главнокомандующий осадой Порт Артура побеспокоился прибыть лично? Фредерик знает, почему в отношении него проявляют знаки особого почтения, почему его пускают туда, куда никому не дают доступа. Десять лет назад он был здесь с подобной миссией, рассказывая миру рисунками и словами о том, как Япония добывает Порт Артур, в то время защищаемый китайцами. Если, конечно, это можно было назвать обороной. Потому что в 1894 году регулярной осады никак не было. Японцы захватили крепость за половину дня. Генерал Ноги Маресуке тогда командовал бригадой. Вильерса помнят.
"Мое соболезнование по поводу смерти сына". Генерал Ноги в ответ лишь кивнул. Второй его сын все так же сражается.
Взгляд генерала падает на раскрытый альбом с эскизами. Вильерс инстинктивно поднимает руки в жесте защиты.
"Я рисую только то, что вижу". "Вы рисовали столько смертей, что никто иной уже не видит того, что видите вы".
Военный корреспондент, портретист сотен битв, приятель министров, генералов и сатрапов, автор статей и военных мемуаров. Он прибыл на сцену повторной осады Порт Артура четвертого августа, в группе из десяти журналистов и высоко урожденных авантюристов, выдающих себя за журналистов. Белая повязка на рукаве оглашает красными буквами: "United Kingdom of Great Britain nd Ireland – Illustrated London News".
Он знает, что японцы читают его военные сообщения. В них он не скрывает своего восхищения чрезвычайным развитием этой островной нации и героизмом солдат микадо. Захват Бан-у-сан не имеющими штатной численности отрядами, которые лично вели капитан Кайюкава и лейтенант Танаке (оба пали), было, похоже, наиболее выдающимся проявлением самопожертвования и непоколебимости боевого духа, которым он дал свидетельство в своей карьере художника, хроникера Беллоны.
И все же, и тем более, страшные людские потери невозможно скрыть. У командования Третьей Армии есть все причины для раздражения. В любой момент Вильерса могут посадить на судно и отослать в Сингапур. Только что таким вот образом Ноги отослал некоего Джека Лондона. Правда, тот регулярно устраивал пьяные разборки и как бы на злость всем лазил повсюду вдоль и поперек линии фронта и линии огня.
С юго-запада, из-за Драконова Хребта, прокатывается грохот судовых пушек, бомбардирующих укрепления Порт Артура. Из-за стен Старого Города им отвечают звуки православных молитв, непрерывно проводимых там служб с просьбами о божественном вмешательстве.
Англичанин и японец встречаются взглядами. Генерал считывает рисовальщика; рисовальщик считывает генерала. Как будто бы они по сути делили один алфавит душ.
"Да. Вечером мы осуществим следующий штурм".
Ноги принял решение, и Вильерс чувствует, что это решение не относится только лишь к нему; что на нем только лишь провернулись шарниры войны. Он выпрямляется, закрывает и прячет альбом для эскизов.
Генерал спускается в Содиако. "Мир смотрит на это противоборство вашими глазами. Я должен довериться силам, которым предпочел бы не верить. Я дрожу при мысли, что все великие битвы, будут с этих пор выглядеть подобным образом. Мы растим здесь войну, которой не нужны воины. Прошу. Я направлю вас в то подразделение. Грандиозное поражение и осмеяние либо же великий триумф, только не в моих силах откладывать приговор. Я могу лишь выбрать стиль сентенции. Руку хроникера вечности".