Наконец-то наступил восход, и подобного восхода Эйлия никогда не видела. Восходящий край желтого солнца, возникнув над стенами тумана джунглей, превратил и их, и все небо на востоке в искристое золото, а когда желтое поднялось повыше, за ним поднялось второе, и его яростный светло-синий свет смешался с первым, и небо стало нефритово-зеленым. И целый хор криков — низких, пронзительных, резких, звучных — приветствовал двойной восход. Где был беспросветный мрак, возникли джунгли, выступив из тени, удлиненные угрожающие силуэты стали деревьями с извилистыми мшистыми ветвями, и темнота, царившая в нижнем этаже леса, ушла.
Эйлия стала осторожно спускаться по стволу, цепляясь за лианы. Уже в нижних ветвях дерева что-то пролетело мимо нее, издавая пронзительные крики. Сперва она решила, что это летучая мышь, потом — что птица. А это летающее мелькнуло мимо нее еще раз, потом село на ветку у нее над головой и сварливо заверещало. Создание это напоминало скорее пресмыкающееся, чем птицу, — у него был клюв и мясистый гребень, как у молодого кочета, но крылья голые и кожистые, а еще — длинный чешуйчатый хвост. Да, конечно, это был кокатрикс. Бендулус в своем «Бестиарии» о них писал.
Кокатрикс завизжал и снова спикировал на нее.
— Кыш! — крикнула она, пригибаясь и отмахиваясь свободной рукой. — Не нужны мне твои яйца!
Она теперь заметила кучу веточек в развилке дерева у себя над головой. Эйлия попыталась связаться с кокатриксом на уровне эмоций, проникнуть в его разум, но тупая тварь соображала медленно, и девушке пришлось побыстрее спуститься по лианам до корней дерева и побежать прочь.
Когда яростное хлопанье крыльев осталось позади, Эйлия перешла на шаг. Плотные слои листвы поглощали почти весь солнечный свет, и внизу было сумеречно. Но от нещадного зноя лиственный барьер почти не защищал. Воздух был удушающе влажным, казалось, он даже испускает пар, как кипящий котел. После часа пешего пути Эйлия обливалась испариной, дышала неглубоко и часто. И даже хитон стал невыносимо горячим, прилипал к влажной коже. Пришлось остановиться, снять с себя нижнюю одежду и нести под мышкой. И все равно влажность давила. Ока знала, что скоро ее положение станет отчаянным. Нужна была еда, пресная вода, укрытие, а потом — найти способ покинуть эту планету. Каким-то образом, почти не надеясь что-нибудь из этого найти, Эйлия заставляла себя идти вперед. Климат здесь был столь невыносим, что даже слабая надежда куда-нибудь от него уйти давала силы тащиться дальше.
Деревьям, казалось, конца не будет, но должен же где-то быть ручеек или озерцо. Эйлия с надеждой пыталась уловить журчание воды, но ничего не слышала, кроме криков еще каких-то лесных созданий.
Наконец она стала подходить к небольшой прогалине в джунглях — не заросшей, но все равно закрытой от солнц мрачным сводом сучьев окружающих деревьев, и тут где-то совсем рядом раздался высокий вопль ужаса, и что-то выбежало из джунглей.
Помня, что она в чужом мире, Эйлия попыталась приготовиться к чему-то, выходящему за пределы ее опыта, к такому, чего и вообразить нельзя. И все-таки глаза отказывались понимать, что это такое они видят. Эта штука была похожа на колесо без ступицы и без спиц — круглый серый обруч, который катится быстро и явно по своей воле. Эйлия лишь глазела, разинув рот, как оно катится через прогалину. Что за диковина?
Серый обруч исчез в кустах слева. Листья на них зашуршали, закачались, а потом оттуда высунулась голова. Размером примерно с кошачью, лысая, чешуйчатая, и приделана она была к очень длинной и гибкой шее, тоже покрытой чешуей. Потом появилась вторая голова, прямо перед первой. Эта была чуть побольше, размером с собачью, и морда подлиннее. И все же эти две головы были одинаковы, с одинаковыми круглыми глазами и остроконечными ушами. Эйлия решила, что первое животное — отпрыск второго.
Голова побольше осторожно двинулась вперед, вторая держалась прямо за ней. Эта штука вылезла из кустов, и Эйлия ахнула, глазам своим не веря. Длинная шея зверя отходила от двуногого тела, как птичье, и ноги были с когтями, а еще на теле торчала пара маленьких рудиментарных крыльев. А самое странное — это то, что голова зверя поменьше торчала на конце длинного конусообразного хвоста этой твари. На глазах у Эйлии хвост — или это была шея? — выпрямился, и вторая голова обвела прогалину взглядом.