Но наступают, конечно, и некоторые перемены. Существуют воинские гарнизоны, вводится цензура в службах новостей — хозалихи милостивы, но не глупы. Правила Высшего Этикета четко определяют, чего именно хозалихи хотят для себя: формальности, элегантности, непоколебимого идеализма. Хозалихи почитают Высший Этикет универсальным, однако суть Высшего Этикета в том, что это — испытание. Если чужаку удается освоить все тонкости Высшего Этикета, он становится тем, с кем хозалихи согласны разговаривать и иметь дело. На самом деле миссионеры — ловцы человеков, которые забрасывают свои снасти в самые глубины чужих рас и вылавливают тех, кто способен стать посредником между хозалихами и представителями собственной расы. Тех, кто способен общаться и с теми, и с другими и служить переводчиками для тех и других.
Счастливым избранникам судьбы порой везет — они получают благородные титулы. Это, конечно, глупо, но хозалихи стоят на своем. Что это за Имперская Система, если в ней отсутствует наследная аристократия? Земля уже столько раз содрогалась в конвульсиях, пытаясь исторгнуть с лица своего собственную наследную аристократию, а тут они возьми да и вернись — графы и бароны, принцы и герцоги, и что самое смешное — почти все поголовно инопланетяне.
Высший Этикет, таким образом, может быть, и не универсален, зато универсально поведение аристократов. Новая земная аристократия оказалась весьма способной к величию, просвещенности, одухотворенному правлению, культивированию высокого искусства и талантов. Взять хотя бы достижения виконта Ченга или Соломона Неподкупного. Но аристократы оказались также весьма склонными к грубости, близорукости, беспутности, алчности и сущим безумствам. Взять хотя бы Роберта-Мясника или Юлия Безумного. Человечество и радовалось, и страдало в обстановке, созданной новой аристократией. Великое созерцали, от невежества страдали. И все это было вполне предсказуемо.
А вот что оказалось гораздо менее предсказуемо, так это отношения между людьми и хозалихами. У той и другой расы были специфические достоинства, которые восхищали противоположные стороны, но были и недостатки, которые у тех и других вызывали отвращение.
Как только люди познакомились с хозалихами, они сочли их неглупыми, но скучными. Эти длинноносые, широкоплечие, покрытые черной шерстью завоеватели боготворили императора, старались вести себя сдержанно, обожали парады и военную музыку, детей воспитывали строго, прививали им светские манеры и приучали быть законопослушными гражданами, продолжателями рода. Они были прирожденными консерваторами и эстетами, слыли мастерами тратить время на ерунду, ну и, конечно, поборниками строгого руководства Империей. Ничего сверхужасного в таких привычках не было. У всех у нас в конце концов бывают дядюшки, которые отличаются примерно таким поведением, но в общем и целом это совершенно чудные старикашки. Правда, вы ведь не станете своего занудного дядюшку звать на развеселую вечеринку, верно?
Непочтительность не радует хозалихов. Не поощряют они также фривольность, безответственность, нечестность, излишнее рвение, не жалуют тех, кто появился на свет с врожденным чувством юмора, с ощущением, что мир сошел с ума. Они не станут доверять тем, кто свистит в компании, отпускает сальные шуточки или напивается на спортивных соревнованиях. Хозалихи искренне верят, что таких можно исправить исключительно колесованием, дабы они в дальнейшем более строго следовали Имперским Принципам.
Как ни грустно, примерно так они относятся ко всему человечеству. Да, считают они, люди, может быть, фривольны и милы, но их нельзя принимать всерьез. Однако такое отношение к человечеству несправедливо — отыщутся миллионы людей, готовые последовать всем хозалихским требованиям, их представлениям о том, каким должен быть образцовый гражданин. Многие пробивались на имперскую службу и добивались хороших рекомендаций от педантичных и добросовестных начальников. Некоторые даже становились еще более ярыми империалистами, чем сами хозалихи, — посмотрите только на подвиги Роберта-Мясника, который без разбору укокошил сотни тысяч во имя императора, — на такое не отваживался ни один хозалихский губернатор.
Но и наше стереотипное отношение к хозалихам не всегда справедливо. Попадаются среди них и те, что ведут себя фривольно и непочтительно, а еще больше среди них тех, кто с восторгом бы повел себя фривольно и непочтительно, предоставься им такая возможность. В потаенных мечтах пьяные хозалихи танцуют при лунном свете и обнимаются с мокроносыми дамочками. Просто они об этом помалкивают.
В общем, хозалихи не лишены тайных страстишек. У них имеется обширная популярная литература, в которой описываются мятежи и похождения жуликов и выражается скрытый восторг в отношении тех, кому удается победить условности, да еще и жить-поживать в свое удовольствие. Они снисходительнее относятся к своим беспутным кузенам и кузинам, чем те того заслуживают, и не менее уязвимы в отношении обаяния, чем люди.
Даже Высший Этикет оставляет место и право на существование пьяницам, шарлатанам, дурачкам, лишь бы только их поведение было достаточно (в меру) вызывающим и носило признаки стиля. Стиль — вот что тут главное: никто не станет восторгаться пьяницей, который туп, или шарлатаном, на которого скучно смотреть. В Высшем Этикете есть много всякого разного помимо сдержанных танцев и обнюхивания ушей.
И если вы способны проделывать это стильно, закон даже позволит вам зарабатывать на жизнь кражами.
Майджстраль оставил флайер на лужайке около снятой им виллы и прошел через звуковой экран, служивший дверью. По пути он расшнуровал камзол — настолько, насколько позволял покрой: Высший Этикет требовал, чтобы одежду нельзя было снять или надеть без помощи слуги. В то время почти все использовали в качестве прислуги роботов, по крайней мере в Человеческом Созвездии.
А у Майджстраля был слуга-хозалих по имени Роман. Роман был высоченного роста — он был высок даже по хозалихским меркам — и очень силен. Годичные кольца, что залегли вокруг его носа, показывали, что ему сорок пять. Уже пятнадцать поколений его предков служили семейству Майджстралей, а Дрейку Роман достался от отца. Слугу он время от времени использовал для выполнения боевых операций, которые тому большей частью не нравились. Но свое неодобрение, как и многое другое, Роман держал при себе. Он гордился своей репутацией безупречного, вышколенного слуги семейства, хотя это семейство порой и приводило его в отчаяние.
Роман, как всегда подтянутый, появился в холле и тихо направился к Майджстралю. Умение слуги передвигаться бесшумно радовало Дрейка и как эстета, и как профессионала.
— Грегор вернулся? — спросил Дрейк на стандарте.
— Пока нет, сэр. — В голосе Романа чувствовалось спокойствие стоячих вод.
— Надеюсь, никаких проблем?
— Думаю, никаких.
Роман расшнуровал Майджстралю камзол, помог снять обувь, взял у него пистолет, нож, манишку и манжеты — все с отточенным профессионализмом и при минимуме движений. Это было так же знакомо, как старый, привычный диван. Майджстраль чувствовал, как спадает напряжение. Роман был единственным якорем в его бурной, беспокойной жизни и скорее отождествлялся с домом, чем просто со слугой, а дом для него был местом, где можно расслабиться. Майджстраль упал на диван и пошевелил пальцами ног в плотных серых носках.
Голографические произведения искусства медленно вращались на подставках в нишах, отбрасывая на Дрейка, улегшегося на диване, мягкий свет. Он посмотрел на Романа:
— Там была Николь. Она спрашивала про тебя.
— Надеюсь, она в добром здравии.