Милаш Кац перерабатывал кровь сразу для четырех хакри. За свою новую работу он получал в день столько, сколько не получал за месяц на заводе. Все деньги он откладывал на наследство своим детям. Милаш Кац подписал бумаги, где говорилось, что он осведомлен о том, что его организм не проживет больше восьми лет. Ему так же полагался мальчик на побегушках, который кормил его три раза в сутки с ложечки. Кровь для хакри обходилось в космическую сумму, но все они финансировались правительством и потому не думали о деньгах.
Хакри были соседями Милаша по многоквартирному жилому комплексу. В своих квартирах они садились в похожие ванные, над которыми монтировался промежуточный сборочный сосуд, куда выткался шланг из соседней квартиры. Этот промежуточный бочкообразный сосуд заполонялся ровно в течении суток. Пока старая кровь стекала в слив ванной, новая входила в крупную аорту через герметичное металлическое гнездо. Когда один из четырех соседей Милаша садился на переливание, имплант чувствовал это по резкому спаду кровяного давления. Иногда кровь заправляли сразу четыре хакри одновременно. Тогда Милаш терял сознание, но после процедур вновь приходил в себя.
Единственным развлечением сердобольного пенсионера был черно-белый телевизор, установленный в боковой стене. Телевизор установили сбоку потому, что Милаш мог смотреть только вправо или влево. Обзор прямо загораживал пульсирующий ком сердечных мышц. Целыми сутками он отпаривался в теплой красноватой воде, в которой растворялась неотработанная кровь, и пультом щелкал телевизионные каналы. Милашу запрещалось резко двигаться потому, что любое несогласованное движение грозило нарушить цикл кровообращения. В круглой просторной ванной он смахивал на человека, которого придавил гигантский кровавый булыжник.
Во время переливания, когда давление в его артериях падало, он закрывал глаза и видел своих сыновей маленькими. Они лезли ему на колени и дергали за усы. Милаш в ванной улыбался и уходил в полубессознательное состояние.
Мальчика на побегушках звали Габа Младший. Это был беспризорный четырнадцатилетний долговязый подросток, которого устроила на работу служба социальной защиты. Габа не любил свою работу, но его поймали на воровстве и предложили: либо работа, либо тюрьма. Он приходил по три раза на дню, приносил каши или супа в бидоне, садился на табурет рядом и кормил импланта.
Габа Младший был сиротой. Он никогда не видел отца. Его вырастили в доме-интернате, где воспитание проходило через кулаки других ребят. Габа выделялся среди воспитанников мечтательным взглядом и какими-то тупыми мыслями о полете в гвонзо-двенадцать, куда уже в его время летали регулярные рейсы раз в полгода. Мысли эти были тупыми потому, что такие как Габа не имели ни малейшего шанса туда полететь. Билет на челнок стоил от двух миллионов долларов в эконом-классе. Интернатские не любили белых ворон, поэтому Габу вечно избивали за его витание в облаках.
Габа работал мальчиком на побегушках скрежеща зубами от ненависти к Милашу Кацу. Мало того, что Габу заставляли работать, так ему еще приходилось по три раза в день слушать, какие у этого мужика чудные сыновья. От этих рефлексий у Габы схватывало живот. Перед тем, как идти кормить старика, он дважды всерьез подумывал о том, чтобы его отравить и прекратить поток сентиментальной нудятины. Однако за это его тут же бы поймали и посадили в тюрьму. Поэтому Габа Младший держал себя в руках. Все, что он мог себе позволить, это выказывать свое презрение к шестидесятилетнему импланту. Он обзывал его десятком разных обидных кличек, но больше всего у него прижилось: «тупой идиот». В детдоме Габу так и не научили уважать старших. Первое, что слышал Милаш, когда приходил Габа, было: «Здорова, тупой идиот. Как дела?». Милаш уже давно не обижался. Он понимал, что мальчик невольник ситуации. Кроме того, это было единственное живое существо, которое он видел в течении последних двух лет. Взрослые дети не навещали Милаша Каца. Они боялись города Катра, как огня.
Во вторник утром, в унылый сентябрьский день, Габа Младший, как обычно, открыл дверь квартиры Милаша Каца своим ключом и вошел внутрь. Еду он забирал в муниципальной столовой для имплантов. Как правило, это был стандартный розовый бидон с кашей или супом. Порой от ненависти к старику мальчик сыпал в еду песок с улицы или подкидывал туда тараканов.