Обращённый к бархану борт был красиво продырявлен в дюжине места, края пробоин остро завернулись внутрь. Блин потянулся вперёд, поднял с сиденья пулю - сорванная и расползшаяся оболочка, остро высунутый сердечник в месте удара чуть сплющился и зеркально блестел. Блин подбросил пулю на ладони:
- Семь-шесятьдесят-два, - определил он, подумал и бросил пулю в песок.
Рыжий поднялся на ноги, закидывая гранатомёт на бедро.
- Не поедем мы дальше, - оповестил он, обойдя машину. - Вот именно на неё - и не поедем, от шин - одни лохмотья... - он вернулся обратно и поинтересовался: - А как ты их заметил? Я и сообразить ничего не успел...
- Заметил, - пожал плечами Блин. Рыжий кивнул, словно это всё объясняло. Задумчиво сказал:
- Выходит, ты меня спас.
- А, - Блин отмахнулся, подумал несколько секунд и приказал: - Давай всё перегружать, - и замахал двум другим джипам.
7.
Блин налил себе из бутылки холодной минеральной воды, залпом выпил и, вернувшись от холодильника к столу, присел. Хотелось закинуть ноги на стол, но он никогда так не делал. И не собирался начинать.
Хотя ему было тоскливо.
Наступление так и не началось пока, хотя подготовка шла. У Блина возникала ассоциация с подвешенной на мощных тросах платформой, на которую грузят и грузят стальные балки. Звонко лопнут, со свистом и ужасающей скоростью и силой разлетятся, тросы - и жуткого падения ничто не удержит. И горе тому, кто окажется внизу.
Скорей бы уж, скорей!
В тяжёлом (и удачном!) рейде, когда казалось, что они вот-вот погибнут, ему начинало чудиться: с командой всё наладилось. Но они вернулись в лагерь - и всё тоже вернулось. Почти все снова плавно и быстро дистанцировались от командира, только с Кутюрье они сошлись ещё ближе... да с Волком.
Почему-то вспомнилось, как они с Иркой катались на коньках на озере за посёлком. Неужели больше не будет этого, никогда больше не будет?!
Да. Не будет. Вообще не будет никогда ничего прежнего, с этим не сделать ничего и никак. Это вообще не в силах человека. А сильней человека нет ничего на свете...
...За стенкой палатки - неподалёку, привычно уже и бесконечно - гудели моторы. Войска передвигались к линии фронта и вдоль неё. А послезавтра, кстати, концерт. Силами местных энтузиастов. Наступление или нет - но жизнь продолжается. Жизнь будет продолжаться всегда, раз уж выстояла в Безвременье. И это правильно, это справедливо, разумно, так и должно быть - и никому нет дела до Олега Гавриловского и того, что ему хочется застрелиться. И это равнодушие тоже вполне объяснимо и справедливо, вот только...
- Домой хочется, - сказал Блин в полутьму палатки. И положил голову на руки, скрещенные на столе.
* * *
ЛИРИЧЕСКОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ:
БОРИС ЛАВРОВ.
ПОСВЯЩЕНИЕ КИПЛИНГУ.
Колониальная дорога,
Закат, похожий на восход;
И где-то рядом с верой в Бога
Под сердцем Истина живёт...
Но что такого в этом Слове,
Чтоб умирать в рассвете лет?..
...а мы с врагом - различной крови,
И это, в общем, весь ответ.
Светит пламя костра,
Будто символ борьбы и свободы,
Не смыкают глаза
Часовые на долгом посту...
Ночь долга до утра -
Спойте, Киплинг, про звуки природы,
Про ночные леса
И про тех, кто поверил в мечту.
Ну вот - мы стали на день старше,
И песни лагерных костров
Вдруг обернулись бравым маршем
Под стук сердец и гром шагов...
Привал окончится отходом,
А жизнь окончится в бою -
Счёт на часы, а не на годы,
Не обмануть судьбу свою.
Светит солнце с небес,
Освещая пустыни и страны,
Но на смену ему
Вновь взойдёт молодая луна...
Пробудив тихий лес,
Спойте, Киплинг, про сны и туманы,
Про зловещую тьму
И про тех, кому верит страна.
Погаснут звёзды и планеты,
И вновь подъём, и вновь поход...
Кто виноват, что Словом Света
Под сердцем истина живёт?!
Колониальная эпоха,
Рассвет, похожий на закат...
Осталось жить четыре вздоха,
Но разве повернёшь назад?..
Почернели кусты,
И на небе - белёсая вата,
Можно только присесть
И прислушаться к песням огня...
У последней черты
Спойте, Киплинг, про долю солдата,
Про высокую честь
И про тех, кто оплачет меня.