Рано утром он уже сидел в кабинете у Рубанова.
— А я давно вас жду, Андрей Егорович. Жду, когда вы захотите со мной разговаривать.
Андрей покраснел, вновь вспомнив свой крик после бюро.
Сейчас Рубанов смотрел на него внимательными, умными глазами и чуть заметно улыбался. Он ждал, когда заговорит Андрей.
— Я не согласен с решением бюро о моем наказании.
Рубанов кивнул.
— И вообще не согласен с этим делом, с козыринским. А так как у меня ничего, кроме ручки, нет, то ей я и воспользуюсь, теперь уже для других газет.
— И слышу я теперь не голос мальчика, но мужа.
Рубанов не скрывал своей радости, да и не хотел скрывать. Ему очень важно было услышать эти слова, если бы услышал другие, он винил бы в первую очередь самого себя. Потому что и эту душу, переставшую верить в справедливость, записал бы на свой печальный счет. Конечно, он бы стал воевать за нее, так просто бы ее не оставил, но все-таки…
— По поводу газет, Андрей Егорович, я думаю, надо немного подождать.
— Сколько ждать? Год? Два?
— Нет, несколько дней. И последнее, не думайте, что вы один. Понимаете, о чем я? Не одного вас тревожат худые дела. Савватеев, Кондратьев, да мало ли их… Их большинство. Не забывайте об этом никогда. Вот, пожалуй, и весь разговор.
— А вопрос можно?
— Давай.
— Почему вы с Воронихиным оказались при разных мнениях?
— Видишь ли, — перешел вдруг на «ты» Рубанов, — меня в детстве очень сильно пороли, когда я врал. Даже и теперь помню.
— Я вас серьезно спрашиваю.
— А я тебе серьезно отвечаю. История уже не однажды крепко нас порола, но порет она не одного человека, а целые поколения. Так вот, пора умнеть. Я думаю, особых пояснений тебе не требуется.
Андрей с удовольствием пожал крепкую руку секретаря.
А Рубанов, проводив его, долго еще сидел в кабинете, уставившись в одну точку, сомневаясь: а вправе ли он, второй секретарь, в свои тридцать с небольшим лет говорить такие слова? И отвечал — вправе. На его плечи уже сегодня легла главная тяжесть. Ему ее тащить, ему впрягаться в этот хомут.
Рубанов не зря сказал, что надо подождать несколько дней. На деле оказалось еще меньше. Андрей только вернулся из райкома, как у него в комнате длинно, без перерыва, залился междугородный звонок.
— Агарина можно к телефону?
— Я слушаю.
— Здравствуйте. Из областного управления внутренних дел беспокоят. Старший лейтенант Иванов. Вы будете завтра на месте?
— Буду. А… зачем я нужен?
— Длинная история, не для телефона. Вы о звонке пока никому не говорите, а завтра постарайтесь пораньше прийти в редакцию. Договорились? Да, а грибы у вас пошли или нет?
— Пошли.
— Отлично! До завтра!
Молодой мужчина с неприметным лицом сидел в кабинете Андрея, за его столом, и листал подшивку газеты. Он поднялся навстречу, протянул сильную даже на вид руку.
— Агарин? Не ошибся?
— Он самый. Здравствуйте.
— И я тоже тот самый, который вчера звонил. Садись. — Иванов по-хозяйски показал ему на стул. — Будем на «ты», так лучше для дела. Зачем я приехал, объяснять не надо. Ты каких-нибудь областных корреспондентов возил по району?
— Да приходилось.
— Вот и прекрасно. Я назовусь корреспондентом областного радио. Попросим у твоего редактора машину и поедем. Вопросы потом. Твое дело — свозить меня в Ветлянку. Есть такая деревня? Ну вот, прекрасно.
— Редактор болен, Травников за него, заместитель.
— Значит, попросим у зама. Я вот даже технику захватил. — Иванов поднял с пола и поставил на подоконник маленький магнитофон в черном футляре. — Пошли?
Через час, едва дождавшись, когда Нефедыч выгонит из гаража машину, они выехали в Ветлянку. Андрей сосредоточенно молчал, ломая голову над вопросом: зачем Иванову понадобилось в Ветлянку и зачем весь этот маскарад? А Иванов легко и беззаботно болтал всякую всячину и раз пять спрашивал, куда лучше съездить за грибами.
— Ты, парень, поберег бы себя, — посоветовал Нефедыч.
— А что такое? — Иванов с интересом уставился ему в затылок.
— Выдохнешься, а чё потом в свою дуделку дудеть будешь? Тебе ведь деньги платят, когда в дуделку тарабанишь.
Иванов расхохотался и стал тешить Нефедыча бородатыми анекдотами.
— Во, — одобрил тот. — Лучше побасенки. Я, глядишь, какую и запомню.
Так доехали до Ветлянки. Это была центральная усадьба одного из приобских колхозов. Широкие улицы с аккуратными белыми домами в зелени высоких старых тополей. В центре, напротив Дома культуры, торговый комплекс — четыре одинаковых каменных магазина, а между ними, посредине, деревянная контора предприятия розничной торговли, аккуратно обшитая досками и выкрашенная синей краской.