Немного утихло, и я услышал, как на крыльце разговаривали и смеялись — мужчина и женщина, спасались там под навесом. Потом голоса начали удаляться.
Через полчаса прибежала дочка Гордеича, сказала, что отец зовет к себе.
Ну, начинается…
Дверь открыл сам Гордеич, ничего не сказал и поплыл обратно в незашнурованных ботинках. Я тряхнул куртку над порогом, повесил. Грязные туфли снимать не стал.
У него оказались гости, женщина и мужчина, обоим лет под пятьдесят, они сидели на кухне и пили чай. Я перехватил промелькнувший вопрос в глазах женщины, обращенный к Гордеичу: кто такой? Вопрос промелькнул, но не загас, она все смотрела и смотрела, пока Гордеич, занятый самоваром, не догадался и не представил меня:
— Это наш воспитатель… Так что ничего.
— Бывший, — сказал я. — Так что ничего, правильно.
— Так вот, Борис Харитонович, — нажал вдруг Гордеич. — Эти люди хотят усыновить мальчика. Как ты думаешь — отдадим?
— Но все-таки странно…
— Да, бывает, знаешь ли. Прибивает к нам иногда эдак градом. Ничего странного нет.
— Я не об этом, вы же знаете.
— Знаю. Правильно, обычно берут из детприемника или прямо из роддома. У нас же самые маленькие в школу ходят.
— Мы на этот раз решили взять как раз чтоб в школу… — сказала женщина. — У нас уже есть девочка из детприемника, ей теперь восьмой пошел, так ей одной скучно, надо мальчика.
Кажется, мне надо было что-то сказать, но того завода говорить, с каким я пришел, уже не было. К тому же два дня уже, как я считал себя со всем тут разочтенным.
— Пускай берут, — сказал я.
Гордеич внимательно посмотрел на ладонь, потом сжал в кулак и не менее внимательно осмотрел кулак. Очень вышло выразительно.
— Какой сильный град, — сказал я. — Не побил бы чего в поле.
Гордеич вышел в другую комнату и оттуда поманил меня пальцем. Я подошел; он положил руку мне на плечо и задумался, глядя на свои незашнурованные ботинки. Наверное, он не знал, с чего начать.
— «Готовых воспитателей не бывает», — подсказал я ему.
Не он, а только рука его собрала у меня на плече рубашку в кулак, было слышно, как он дышит, и как думает, тоже было почти слышно.
— «Это дело долгое, и надо иметь терпение».
Он думал, и я ему немножко мешал.
— «Никуда я тебя не отпущу», — сказал я еще за него.
Сейчас он выведет меня на прямой руке и столкнет с крыльца. И вслед выкинет куртку. Потом отряхнет руки.
Но он сделал хуже. Он старательно поправил на мне воротник, разгладил помятую рубашку на плече, нагнулся и зашнуровал свои ботинки. И ушел обратно на кухню. Тогда я пошел за ним и сел на прежнее место.
Мужчина и женщина, притихшие, смотрели на нас вопросительно и даже испуганно. Гордеич не догадывался извиниться…
Между прочим, они были совсем разные, она — этакая маленькая крепышка с круглым лицом и вцепчивыми глазами, а он — если встанет, вот окажется, наверное, фитиль, — весь как-то вверх, без малейшего наклона вперед к столу, узкий, с прямой спиной и прямой же длинной шеей и узкой головой, еще зауженной и завышенной немодной прической. Немного сонный. Не сонный, а какой-то неприсутствующий. В отличие от жены, которая настолько присутствовала, была тут, что малейшее наше движение тотчас тенью отражалось на ее лице. И в то же время они были в чем-то очень одинаковы. Мне кажется, что не так делают серьезный шаг люди, которым к тому же под пятьдесят. Легкомысленно они выглядели все-таки. Вроде как с прогулки: случился град, они забежали, попали как раз к чаю, выяснилось, что можно взять мальчика, — а чего ж не взять? — возьмем. Потом я понял, что это совсем не легкомыслие, а легкое дыхание, здоровье, смех, постоянно клокочущий в них, они были веселые люди, вот что. Такие совершают поступки, не замирая ни перед, ни после, и все им — ну, не то чтобы смешно, а — весело.
Она — просто Капа, он — просто Володя. «Зовите нас просто Капа и Володя, мы люди простые».
Так и ладно!
Они не стали покорно зябнуть в одиночестве, а согрели чью-то девочку, а вот бы им еще мальчика! Володя, а что б нам еще мальчика?.. И нависла не проблема, а пришел праздник. Град их настиг, и было им опять весело на чужом крыльце… Конечно же было много тяжелых лет, но все не обвисала струна игры.
— Живем мы очень даже хорошо. Я вот ветеринар, а Володя — плотник. В деревне, знаете, как ветеринар зарабатывает? Это же живое дело; помимо заработка, значит, получается — тот зовет, тот зовет… Я прямо об этом говорю, не скрываю, чего уж, дело-то нелегкое, беру свое, заработанное, и не крохоборка вовсе. Нету — я бесплатно сделаю. Вот дом думаем ломать, новый строить. Володя, скажи, какой у нас будет дом.