Скоро переехали мост, и тут шофер заметил вслух, что на этой стороне дождя не было. Петр Данилович посмотрел вперед по дороге, посмотрел по сторонам и убедился, что действительно дождь сюда не достал. Крыши окраинных домов, остатки деревянных тротуаров, еще не замененных асфальтом, были совершенно сухие. Возле продуктового магазина люди из кузова постучали в кабину, и шофер остановил машину.
— Одиннадцать, — сказал шофер, взглянув на часы и этим объясняя, что в одиннадцать начинают отпускать вино и что нужно немного подождать, пока пассажиры отоварятся.
Петр Данилович решил, что как раз сейчас ему удобно взять бутылочку к вечерним пельменям. Он оставил в кабине свои свертки, вошел в магазин, и вот что вслед за этим произошло. Он увидел, что ребята во главе с Костей довольно уже на высоких тонах спорят с продавщицей, доказывая, что пора отпускать, а продавщица спокойно показывала золотые часики на пухлой руке, объясняя, что до одиннадцати надо ждать еще двадцать минут. На шум появился директор магазина, выяснил, в чем дело, и тоже посмотрел на свои часы.
— Порядок есть порядок, — сказал он. — Придется подождать.
Петр Данилович помнил, как сегодня утром он сверил по радио свои часы; сейчас они показывали три минуты двенадцатого.
— Позвольте, — сказал он директору, — ваши часы отстают.
— Нет, это вы позвольте, это ваши бегут, — возразил директор.
Но и без вмешательства Петра Даниловича спор накалился очень сильно. Стали сверять часы, — в магазине было много народу, не ездившего на ярмарку, тоже ожидающего, когда ударит одиннадцать, — и оказалось, что у всех прибывших с ярмарки часы показывали одинаковое время, которое убежало на двадцать минут вперед в сравнении с часами оставшимися в городе. Спор утих, и обе стороны как бы даже объединились перед лицом какого-то третьего невидимого противника. Было высказано много всяких предположений, среди них и совершенно фантастических, вроде того, что в Зареченске прошел магнитный дождь, который как-то повлиял на механизм часов или даже на само время. Почему-то все связывали этот странный случай именно с дождем. Стоило кому-то первому сказать о дожде, как каждый отдельно подумал и почувствовал, что да, что-то тут есть, — теперь не сдвинешь.
Услышав совершенно дикие слова о том, что время будто бы изменило свой ход, Петр Данилович забыл о бутылке, вернулся к машине и забрал свои свертки. Шофер что-то спросил, но вопрос догнал сознание Петра Даниловича с некоторым опозданием, он уже отошел. Как раз в эту минуту к остановке возле продуктового магазина подвалил зареченский автобус, и Петр Данилович забрался в него. С первого осторожного, настороженного взгляда ему показалось, что пассажиры автобуса выглядят как-то странно. В чем состояла эта странность, он не мог понять, но успокоил себя мыслью, что люди только что из-под дождя и должны же они выглядеть хоть немножко иначе — свежей, что ли. (Все были, да, свежи лицами и возбуждены еще ярмаркой.) Особо пристально он, конечно, не стал рассматривать, это было неудобно, да и размышлять над этим всем, по правде говоря, тоже особо не стал, однако, заняв место, которое ему уступили (ему всегда уступали), он испытал некое совершенно незнакомое ему чувство. Это чувство было чувством смущения. В нем как бы кто-то нахмуренный непрерывно хмыкал: «Хм-м…» И так как чувство это было ему неведомо, он попытался прежде всего хоть как-то обозначить его, как бы отщелкнуть косточку на счетах привычным движением плотно сдвоенными пальцами — справа налево. Но сколько ни отщелкивал, ничего не получалось; так и не понял, что с ним такое.
Он чуть было не попросил соседа показать ему часы, чтобы сверить со своими и лишний раз убедиться в реальности того абсолютно невозможного, что обнаружилось в продовольственном магазине, но испугался и не попросил. Этот испуг как-то сильно обострил его внимание. Его слух и зрение насторожились.