Во время обратного перехода к нашему лагерю я почти ничего не чувствовал, но все же, осматриваясь по сторонам, видел на горизонте густой дым. Я смутно помнил, что мы так и не соединились с большой группой, и только подойдя ближе к дымовой завесе, понял почему. Я был так поражен, что не стал задумываться о своих словах.
— Это была не та деревня.
Меня услышал только мой брат. Наверное, он видел то, что видел я, и знал то, что знал я.
— Нет, та, — произнес он с каменным выражением лица.
Мной овладела такая тоска, что я не мог думать ни о чем другом.
— Не та!
— Та самая.
В нем не чувствовалось ни вины, ни неуверенности в себе, ни сожаления. Я уловил лишь его гнев, и лучше мне было взять это на заметку и никогда снова не заговаривать о той ночи.
Я являлся свидетелем многих смертей и трагедий. И с той поры был причиной некоторых из них. Но никогда больше не отнимал совершенно невинные жизни. Никогда больше не губил такую красоту и не испытывал такого стыда. Я стараюсь отстраниться, но когда думаю о том случае, мне бывает по-прежнему тошно, и это чувство со временем не утихает.
С тех самых пор у меня в ноздрях прочно засел ужасный смрад от горящего дерева, смолы и плоти. Мои глаза заволокла пелена серого дыма, навсегда видоизменив мои чувства.
— Ты такая нерешительная, Левша. Пойдем же.
— Я две ночи не спала, — запротестовала Люси. — Здесь у нас развал. Надо прибраться.
Марни оглядела их маленькую комнату в общежитии.
— Не стоит прибираться без меня, потому что тогда я буду чувствовать себя виноватой. Завтра этим займемся. Пошли. Джеки и Суми уже ждут внизу. Надо повеселиться.
— А если у меня нет настроения веселиться? — Люси действительно была скептиком и левшой и вдобавок суеверно не хотела веселиться, прежде чем исправит оценки. — А вдруг Лодри заметит, что я сдала курсовой на два дня позже?
Мощным волевым натиском Марни легко сломила сопротивление Люси.
— Вот твои туфли. Возьми с собой денег.
— Я еще должна платить за то, что не хочу делать?
— Двадцать баксов. Люди платят за массу вещей, которые не хотят делать. Зубной врач. Война в Ираке. Дохлые мыши для Даниной змеи.
— Тебя послушаешь, так вообще не захочешь идти.
Люси взяла свою сумку и обулась. Но надела не шлепанцы, которые кинула ей Марни. Ее энергии хватило лишь на мелкий мятеж.
— Не беспокойся по поводу Лодри. Он тебя любит.
Открыв дверь комнаты, Марни вытолкала Люси вон.
— Нет, не любит.
— Боюсь, что любит.
— На чьей машине поедем?
— На твоей.
— Понятно.
Пока они ехали по шоссе в сторону Симеона, солнце постепенно исчезало за плоской крышей универмага «Кухня и спальня». Марни поставила ужасные рэповские записи своего брата Александра, врубив их на полную громкость, а тем временем Джеки и Суми принялись открывать банки с пивом на заднем сиденье.
— К кому мы едем? — стараясь перекричать шум, спросила Люси.
— К мадам Эсме, — ответила Марни, рассматривая записку с адресом. — Еще две мили, а потом поверни на Бишоп-Хилл.
— А вы не хотите разве быть трезвыми на сеансе гадания у мадам Эсме, за которое заплатите по двадцать долларов? — бросив взгляд на Суми в зеркальце заднего вида, произнесла Люси.
Суми подняла вверх банку с «Миллер лайт».
— Не особенно.
— Нам действительно сюда надо? — проговорила Люси, поворачивая на гравийную дорогу, уставленную трейлерами и ржавыми остовами машин.
Марни пыталась сориентироваться в адресах.
— Ты видишь какие-нибудь номера? — спросила она.
— Думаю, это он. — Люси указала вперед на старый передвижной дом, окруженный увитыми розами шпалерами. Вероятно, когда-то у него были колеса, но не похоже было, чтобы он в скором времени собирался куда-то уехать. — Эти розы настоящие или фальшивые? — спросила она.
Марни усмехнулась.
— Наверное, настоящие.
— А я считаю, фальшивые, — сказала Люси, въезжая на подъездную дорожку.
У двери их встретила мадам Эсме. Люси увидела приблизительно то, что ожидала увидеть. Длинное зеленое платье. Подобранные вверх волосы. Много косметики. Театральные жесты.
— Кто идет первым? — спросила мадам Эсме.
— Марни, ты это устроила. Ты иди, — произнесла Джеки.
— Вы трое можете посидеть здесь. — Мадам указала на крошечную гостиную-кухню. Там стояли крашеный деревянный стол и четыре разных стула. — А ты иди за мной, — велела она Марни.
Девушки смотрели, как подруга входит вслед за ней в полутемную комнату, освещенную мерцающим светом свечей. Мадам закрыла за ними дверь.
— Что мы тут делаем? — вздохнула Люси, сидя на металлическом складном стуле.
— Алисия Клинер говорила, что она просто изумительна, — прошептала Суми.
Люси не понимала, где тут может скрываться предмет для изумления. Ее мать каждые два года ходила к ясновидящим и удивлялась, когда ей говорили: «Около воды вы чувствуете себя спокойно. Вас подпитывают книги. Вы не можете удержаться и не воспитывать всех подряд». Ее мать изумляли также вещи вроде полярности, чакр, массажа стоп и многое другое, о чем можно было узнать из сети домашнего шопинга. Люси догадывалась, что у матери высокий порог изумления.
Ей ничего не стоило до последнего дожидаться великой мадам Эсме, но трудно было не заснуть. В особенности после того, как появилась Марни с видом плохо скрываемого самодовольства, заявив, что не станет рассказывать, пока все не пройдут сеанс.
— Ну, давай же!
— Не могу. Серьезно.
— Кто тебе ближе — я или мадам Эсме?
— Не заставляй меня выбирать.
Покачав головой, Люси снова опустила ее на стол.
Наконец мадам Эсме появилась в третий раз и выпустила за дверь Джеки.
— Я готова принять тебя, — обратилась она к Люси.
Зевая, Люси вошла. Комнатушка освещалась лишь мерцающим пламенем трех свечей, стоящих на карточном столике. К столу были пододвинуты еще два складных стула. Когда глаза Люси привыкли к полумраку, она различила открытые полки с одеждой. Кофты, груды брюк и залежи носков. Явно больше, чем хотела узнать Люси. У стены стояла двуспальная кровать с одной подушкой. На стене висел постер, но Люси не могла различить, что на нем, поскольку его скрывала полка.
Мадам Эсме закрыла дверь и села. Люси опустилась на соседний стул. Эсме прикрыла глаза и вытянула руки ладонями вверх. Люси не понимала, что от нее ожидают.
— Дай мне свои руки, — сказала Эсме.
Люси, смущаясь, так и сделала. Руки у Эсме были теплыми и схватили ее ладони с неожиданной силой. Люси догадалась, что та ненамного старше ее самой. Почему она занимается этим? Для подобного нужна определенная смелость.
Эсме закрыла глаза и принялась раскачиваться. С точки зрения актерской игры так себе, решила Люси. Вот за это получаешь двадцать долларов. Она с трудом подавила зевок. Эсме открыла рот, словно собираясь что-то сказать, потом снова закрыла. Надолго воцарилось неловкое молчание. Люси прислушивалась к голосам подруг за дверью.
— Вижу пламя, красные огни, слышу громкий шум, — произнесла наконец Эсме. — Это школа?
— Не знаю, — сказала Люси.
Она знала только, что устала и все ее раздражает. Включаться в игру настроения не было.
— Похоже, школа, — продолжила Эсме. — Вокруг носятся люди, но ты одна.
Люси была к этому готова. «В толпе чувствуешь себя одинокой. Ты более робкая, чем кажется людям».
Взгляд мадам Эсме застыл. Изменилось выражение лица.
— Ты не одна. Он здесь, с тобой.
— Ладно.
Люси подумала, что они подходят к романтическому моменту воображаемого исполнения желаний.
— Он ждет тебя. И не только сейчас, он давно ждал тебя.
Эсме надолго замолчала, и Люси решила, что, возможно, на этом все закончится. Но вскоре Эсме заговорила снова, и на сей раз голос ее звучал более низко и энергично.