ил сразу отправиться к другу, дабы не терять время. Но сперва забежал в единственное сухое помещение в метро – техническая комната, в которой помимо важных и необходимых припасов, находилась и наша, так называемая, штаб-квартира. Внутри было не так просторно: буквально три на три метра. Было достаточно темно, лишь тусклый свет от костра с перрона мог что-то осветить. Стены внутри помещения не отличались мраком и потрескавшейся штукатуркой, разве что осыпалась она едкой синей краской. В центре стоял металлический стол, на котором находилось несколько потухших свечей и какие-то бумаги, что остались от нашего профессора-картографа. В углу лежали коробки и ящики, где хранилось самое ценное – продукты, капсулы и прочие материалы, без которых невозможно было представить существование под землей. Взяв немного дров для костра, я подошел к своей палатке. Собрав минимальное оборудование и вещи, нужные для дозора, отправился сразу же в полумрак метрополитена. Всего у нас было два рабочих туннеля в одну сторону, к северу от нашей станции. Два других же, находившихся к югу, мы решили пока забаррикадировать и выставить легкий кордон на сотом и двухсотом метрах –когда мы пытались пройти туда, то столкнулись лишь с неожиданными гермоворотами, что отрезали путь. А искать обходные не было ни сил, ни времени, ни людей. Тут я жил уже целый год. Тут же и познакомился с Алитой. Мы с Армией бежали с центра города – станции Бричудная, когда произошло нападение мародеров. Его никто не ожидал, это произошло ночью, когда гарнизоны были слабее всего. Да и вспоминая сегодня ту бойню, я уверенно могу сказать, что нас сдали с потрохами, иначе бы они не сумели найти потайной ход, который мы использовали для вылазок, да и то весьма редко, так как чаще просто торговали с соседями товаром. Тогда была совершенно другая жизнь… Растили траву, ягоды, семена, обустроили систему караванов. Прямо над нами находилась городская библиотека, отчего мы всегда продавали книги или обменивали их на оружие, патроны, либо еду. Среди жителей станции всегда находились умельцы сталкинга. Да что там говорить, раньше одним из таких являлся я сам. Первые разы мы вылезали осторожно, боясь, с утра, всего на сотню-две метров от входа. Но затем, спустя время, отправлялись и в библиотеку, и в аптеки, и в магазины даже по ночам, до первых смертей, конечно же. Правда, в открытом доступе найти было что-то трудно, а вот за закрытыми дверями, в подвалах помещений, в сейфах всегда находилось множество приятных сюрпризов, начиная от обычных консервов, заканчивая оружием или оборудованием. Если не размусоливать, то я стал местной легендой, если можно так выразиться. Я приносил больше всех, чаще всех, а самое главное – всегда возвращался сам. Но в одну ночь полстанции перерезали, а мы с Армией выжили только потому, что спали ближе всех к южному туннелю, поэтому побежали сразу же туда, в глубину, неизвестность и в абсолютную темноту. Мы прошли через соседей, но оставаться там тоже было рискованно, через несколько заброшенных и мертвых станций, через каких-то анархистов, через больных и зараженных, через обычных людей, пытающихся выжить из последних сил. Мы наткнулись на старика – начальника Лоскутной. Это был настоящий Вавилон в метро: торговые пути, местная дружина, бары, бордели, постоянные войны и пиры после побед. Да, это было золотое время. Нас приютили, а со временем, Армия и вовсе стал правой рукой Старика. Я же оставался преданным своему делу, постоянно принося вещи для торговли. В одной из таких вылазок я нашел старое издание “Алисы в стране Чудес” и сохранил для себя. Через какое-то время многое изменилось, а сейчас, я даже не уверен, жива ли эта станция вовсе. Поэтому в итоге мы с Армией пошли еще глубже в метро и пришли к Алите. Она являлась главой “Южной” с самого начала. Ее лидерские качества и навыки, полученные, видимо, во время учебы в кадетских корпусах, всегда внушали доверие людям – за ней шли, шли непрекословно, даже учитывая нелюбовь некоторых к женщинам на руководящей должности. Она всегда была строга, но справедлива. Если вдруг обнаруживался беглец или крыса, то месть ее была действительна под стать времени, в котором мы живем: несколько человек выводили крота наружу, привязывали и оставляли до ночи. А дальше…Вы и сами догадываетесь. Впрочем, несмотря на всю жестокость – это действительно приносило свои плоды. Показательная казнь вещь весьма эффективная, особенно когда многие принципы и законы уже не действуют. Именно поэтому случаи предательства сошли на нет. Как-то раз, когда я перечитывал ту книгу, Алита подошла ко мне и сказала, что в детстве мама читала ей это перед сном. Это были первые слова от неё про что-то, кроме войны и службы. Я сразу подарил ей книгу и убедился, что не зря не продал эту сказку торговцу на Бричудной за бутылку рома. Хотя тогда мне казалось это безумием. Пройдя сотый кордон, я поздоровался со Стариком – это был мужичок лет шестидесяти - раньше он работал в метро уборщиком. Но после этого, мне снова начало чудиться что-то ужасное. В ушах снова зазвенел этот кошмарный рёв. Я решил идти до конца, не обращая внимания на другие посты и людей. Моя голова раскалывалась от шума, перед глазами все плыло, я весь вспотел и еле перебирал ногами. После экспериментальной бомбы, что была скинута на наш город, люди начали заражаться словно чумой. Правительство жгло здания, жителей, а те, кто спасся – находился в тот момент в метрополитене, либо совсем близко. Никто не знает состав яда, но правительство, вернее то, что осталось от него, приносило в убежища под землей капсулы, упакованные в металлические коробки без названий. Целый год нас содержали как крыс, а мы и рады. Но затем поставки прекратились. И тогда начался настоящий хаос – люди окончательно сошли с ума и пошли войной на всех, кто вставал на их пути. Именно в этот момент многие стали жить наверху, стали мародерами или просто сгнили в одиночестве без еды, воды и вакцины. Люди сумели сохранить часть запасов капсул, спрятав от глаз долой, но далеко не все до этого додумались, поэтому многие умерли спустя полгода или год после окончания поставок. Большинство решило остаться под землей и не вылезать наружу – среди таких был и я. Но одержимый глупой идеей и надеждой, я почувствовал свободу за долгое время и решил в одиночку отправиться на поиски своей семьи. В последние годы я не жил со своей матерью и отчимом, но часто приезжал в гости и играл с младшим братом, которому тогда было всего десять лет. Проделав долгий и безумный путь в несколько дней и ночей, я подошел наконец к нужной пятиэтажке на окраине города: она была черного цвета от огня, окна давно отсутствовали, а сам дом стоял под каким-то странным наклоном, будто бы от землетрясения. Зайдя внутрь, я снял с лица платки и тряпки, которыми я обмотался перед вылазкой и поднялся на четвертый этаж, к маминой квартире. То, что я увидел внутри должно было быть ожидаемо – сейчас я это прекрасно понимаю, но тогда, увидев лишь кости, разбросанные по комнате, я сел на обуглившийся пол и заплакал. Заплакал как ребенок, ибо не мог поверить в это. Да, я не видел их около полутора лет, но я жил все это время с надеждой, что они сумели, спаслись. Если бы квартира была пуста, я бы и дальше верил в то, что они целы и просто убежали далеко отсюда. Но остатки, которые когда-то были любимыми людьми, кого я любил больше себя... Только родных мы можем любить больше себя самих. В жизни никогда не будет дороже матери или отца, брата, сестры. Это очередные животные инстинкты, избавиться от которых нельзя, да и не нужно вовсе. Человечество упивается своим же самоубийством и затем страдает, обвиняя во всем Бога и высшую кару. Да, ничего нового. Все слишком банально. На полу валялась фотография. Я протер ее: Мама улыбается, обнимая меня и моего брата, которому тогда едва исполнилось 5 лет, а я решил поиздеваться над ним и подставил ему рожки. Его звали Андреем. Да, Андрей. У него был такой взрослый взгляд. Как и у мамы, у него были прекрасные синие глаза. Я убрал фотографию в нагрудный карман куртки, просидел около часа, собрался и пошел обратно. В метро.