Тебе повезло: ты дожил до этого дня. Тебе повезло вдвойне: и жена твоя, и дочь твоя остались живы. И ты тридцать лет еще работал после того Великого Дня. А теперь ты можешь, наконец, поехать, посмотреть свое родное село Люксембург, из которого выбросила тебя, как оказалось, навсегда, война. И ты едешь сейчас туда, после тридцати лет запретов, хотя бы взглянуть еще раз на свое село, – уже под другим названием и с давно другими жителями. Но до этого ты можешь сделать еще одно, о чем тоже мечтал все эти годы: навестить своего бывшего командира. И ты уже совсем недалеко от него...
Ах, дорогой товарищ старший сержант. Спишь сейчас или тоже не можешь уснуть, потому что Ахмедыч твой так близко? А может быть, и не догадываешься о том, что он уже совсем рядом? И хорошо, не думай. Спи лучше сегодня, спи. А завтра утром первым автобусом приедет к тебе Ахмедыч.
Завтра утром… Через тридцать лет он может сказать: завтра утром...
Солнце уже начало пригревать, когда Пауль сошел на развилке с автобуса и, помахивая чемоданчиком, пошел пешком по накатанной грунтовой дороге среди холмистой степи. Он шел уже с час, когда вдали показалось село. У первого мальчонки спросил, где живет Назар Терентьевич. Тот махнул рукой через пруд:
– А на той стороне сразу улица, тама дом, еще березы в палисаднике, в нем и живет. Пойдемте, я покажу.
Они спустились к пруду, поднялись по противоположному склону, вышли на улицу. По дороге мальчонка рассказал, что несколько лет назад у Назар Терентьича умерла дочь, а недавно он похоронил жену, так что он совсем один остался, и что в этом году Назар Терентьич уже не преподает больше в школе, потому что на пенсию ушел.
– Во-он его дом, – показал рукой мальчик.
Вдалеке между липами Пауль увидел березы. Шесть одинаковых белоствольных берез стояли перед небольшим домиком, как строй солдат. Ну, да, так и должно быть: демобилизуясь, Надькин сказал, что домой приедет, в честь каждого из своего расчета березку под окном посадит. Значит, и посадил. И вот они выросли, шесть берез, посаженных в сорок пятом, шелестящий зелеными листьями минометный расчет.
– Спасибо, – погладил Пауль мальчонку по выгоревшими вихрам. – Дальше я сам дойду.
Сердце стучало так, что болели виски и в голове всё гудело.
«Дома или нет?» – думал Пауль, вглядываясь в домик, в большой яблоневый сад за ним, в длинную свежую поленницу вдоль забора, в усеянный ещё щепками и кусочками коры дворик перед домом. «И какой он сейчас стал, столько лет не виделись», – гадал Пауль, пересекая уже улицу и подходя к березам.
В это время калитка, ведущая в сад, скрипнула, и в ней появился высокий крепкий седоватый мужчина с корзинкой в руке. Он, прищурившись, посмотрел на Пауля, притворил калитку, потом еще раз посмотрел на Пауля, который был уже совсем близко, и вдруг изменился в лице, опустил корзинку и сделал два быстрых шага вперед. А Пауль остановился, приложил руку к кепке и, почти не в силах говорить и уже почти не видя ничего перед собой, выдавил из себя, чувствуя, как катятся по щекам слезы:
– Товарищ старший сержант! Младший сержант Ахмедов в гости прибыл!
Они шагнули друг к другу, обнялись, прижались седыми головами, и Надькин, похлопывая Пауля большой ладонью по спине, всё повторял:
– Ахмедыч, ты?!
– Я, товарищ старший сержант, я… – отвечал сквозь горячие слезы Пауль.
1975 г.© ГУГО ВОРМСБЕХЕР, День Победы, победа-65, журнал Сенатор, МТК Вечная Память, 65-летие Победы