«А-а, черт!» с болью подумал Александр. «Зачем же я оставил Бутенко там? Надо было всех направо перебросить. Ведь думал же, что ближе к танку основной огонь будет...».
– Приготовить гранаты! – крикнул он, глядя, как танки почти одновременно плюхнулись в потемневшую речушку, потом взревели уже на этом берегу и стали быстро подниматься по склону. – Подпустить на пятнадцать метров! – снова крикнул он и приподнялся над окопом, чтобы лучше видеть танки и выбрать правильный момент для команды, но в этот миг вся земля от его окопа до уступчика, которым обрывалась к берегу степь, дрогнула и, как показалось Александру, медленно, очень медленно, вместе с растрепанным кустом репейника, совсем черным на откуда-то возникшем багровом фоне, встала вертикально, и Александр еще потянулся к тоже ставшему черным цветку на волокнистой кожице, но так и не дотянулся, а плавно и невесомо развернулся в воздухе и погрузился в теплую, тихую темноту...
Он очнулся от боли в шее и оттого, что за шиворот ползло что-то вязкое и прохладное. Дышать было трудно. Он попытался пошевелиться, но не смог. Попробовал подвигать пальцами. Это удалось. Между пальцами он ощутил комочки земли. «Засыпало», догадался Александр, и стал высвобождать руку. Вскоре он почувствовал, как на ладонь падают прохладные капли. Александр высвободил руку и начал отгребать землю с головы, с шеи, и когда и это ему удалось, приподнял рукой голову, так как она почему-то не поворачивалась, и глубоко вдохнул свежего влажного воздуха. Левой руки и ног он не чувствовал. Испугавшись, он начал быстро разгребать землю вокруг себя. Нет, всё было на месте и всё было цело. Он повернулся из скрюченного своего положения на бок, выправил правой рукой левую руку, попытался выпрямить ноги и тут же почувствовал, как тысячи игл вонзились во всё его тело. Было и больно, и радостно от того, что боль эта – всего лишь боль онемевшего тела, в котором опять пульсирует кровь, и что всё у него цело, и что так вокруг тихо, и в лицо тихо падают прохладные капли дождя… Но чем кончился бой?
Александр выкарабкался из засыпанного окопа, сел, оглянулся. Всё вокруг было залито лунным сиянием. Взрытая, вспаханная гусеницами земля влажно блестела. Облитые лимонным лунным стеклом, неподвижно торчали несколько уцелевших веток. Александр поднялся на ноги, посмотрел на склон. Слева, невдалеке, тоже весь облитый лунным светом, мертво возвышался еще один подбитый танк. Александр прошел вдоль окопов. Их нигде не было. Только широкие следы гусениц...
К своим он добрался на шестую ночь, шатаясь от голода и усталости. Дальше отступал уже вместе со всеми. А потом его вызвали в штаб полка. Там ему объявили, что должны направить его в тыл. Нет, он ни в чем не виноват. Но есть приказ. Да, приказ распространяется на всех красноармейцев… немецкой национальности…
И вот Александр был здесь, на шахте, и работал вместе с Паулем в одной смене, и так же, как он, толкал тяжелую вагонетку, груженную черным мерцающим углем. После рассказа Александра Пауль окончательно понял, что выход у него один...
3
На шахте работали и местные, и Пауль накануне договорился с одним из них, Федором. Теперь, шагая в колонне на работу, Пауль думал о том, сдержит сегодня Федор слово или не сдержит.
Ночная смена начиналась в одиннадцать, последняя их ночная смена в эту неделю, и если не уйти сегодня, сколько тогда придется ждать подходящего момента! А сегодня ночь как по заказу: безлунная, теплая. Сегодня он должен уйти. Даже если Федор не принесет...
Их как обычно довели до раздевалки, где, переодевшись, они через другой выход спускались в шахту. Пауль нарочно замешкался, чтобы зайти одним из последних. Он уже знал, что когда все войдут, конвойные уходят к себе в караульное помещение, а ответственность за каждого переходит к бригадиру. Конвоировали их уже не так строго, больше для формы, потому что знали: бежать вряд ли кто решится – кому захочется заработать себе двадцать пять лет срока? Да и остальным стало бы хуже, если бы кто убежал: сразу бы строже режим. Так что и сами следили за тем, чтобы никто не помышлял о побеге. Пауль всё это хорошо знал, поэтому ни с кем о своем намерении не говорил. Всё обдумал сам.
Уже давно приметил он, что в заборе, метрах трехстах от раздевалки, были откреплены две доски: через эту лазейку некоторые местные сокращали свой путь на работу. Рассчитал и время. Чтобы все переоделись и спустились в шахту, потребуется с полчаса. Там бригадир обнаружит, что Пауля нет. Наверняка он подождет немного, думая, что Пауль спустится с другой бригадой. Потом пошлет кого-нибудь наверх узнать, что с ним, ведь вместе шли на работу. Пройдет еще с полчаса. За это время можно далеко уйти...