Кто знает, если повести себя с бабулей ласково, то можно сойти за внука и вымолить часть денюшек с продажи на покупку второй квартирки. Для себя. Старушка своего рода соломка для него — вдруг Юсикевич обманет.
Юсикевич не заплатил.
— Тянул резину до последнего, чёрт его побери! Задолбал, жадоба еврейская. Пусть он хоть двести раз скажет, что не еврей, а я говорю — еврей! — выходил из себя Игорь, не замечая, что уже на перекрёстке. Напротив той самой поликлиники.
Он уже думать забыл про старика, но не тут-то было. Одержимый идеей, тот сумел ускользнуть из дома, как только дочь ушла на ночное дежурство.
Она работала хирургом в больнице. Вернувшись в город, не тяп-ляп — зав. отделением. Знала бы она, что её семье, это мало чем сможет помочь, работала бы столь усердно с утра до поздней ночи? Алька много раз порывалась бросить учёбу и вернуться. Но смысл возвращаться ни с чем?
***
Дед, завидев парня, подскочил с ящика и крадучись пошёл за ним. Сгущались сумерки, на тротуар ложились длинные тени, мокрая опавшая листва скрадывала шаги старика, и Игорь долго не обращал внимание на бредущего следом человека. Когда до подъезда оставалось пара домов, он заметил «хвост» и резко повернулся в полоборота. Перед ним стоял Сибаров. Старик остановился и замер, дрожа то ли от страха, то ли от холода. Изо рта у обоих шёл пар.
— Где она? Ты же знаешь, правда? Где моя девочка? Это ты…— начал брюзжать старик некрепким плачущим голосом, и Игорь заметил на его лице полоски блестящей влаги.
«Ну и что теперь? Объяснять? Утешать?», — всплыл у него в голове навязчивый, знакомый голос, который вечно мешал ему жить. Это его взбесило. Он уже достаточно играл роль паиньки. То перед Тайрой, то перед стариком, то перед старухой. И теперь снова этот вонючий дед. Игорь медленно повернулся и быстрыми шагами направился в переулок. Он знал наверняка — там тупик. Дед вбежал следом, нелепо переваливаясь на старческих ногах, словно те и не гнулись вовсе.
В переулке стояла глухая мгла. Ни одного окна не выходило на противопожарные стены. В этом промежутке когда-то стоял дом, только его снесли. Не стали ремонтировать после обрушения деревянных перекрытий. В тупике до сих пор лежала горка кирпичей, оставшихся от завала.
Когда дед, щурясь в полумраке, подошёл к нему, луч света упал поперек его фигуры, как нож. Это луна нашла вход в закуток. Игорю, и так взбудораженному, показалось, что это знак: «Старик обречён, и то, что задумано высшими силами, мне нужно просто осуществить».
Он подобрал с земли кирпич и со всей силы ударил беззащитного старого мужчину, который не мог рассмотреть ничего из-за яркой луны, слепившей глаза. Даже не успел понять, что происходит. Несчастный осел на колени и упал, глядя на луну, словно ища в ней ответ на простые вопросы: зачем? почему? Но не находил.
Внезапно он показался Игорю похожим на мёртвое животное. Медведя или бобра, какими-то невиданными путями попавшего в каменный лес и нашедшего смерть далеко от родного дома. Бесформенного и безгрешного животного. В голове Игоря зашумело, заскреблось, как в старых трубах, как в подвале, полном голодных крыс, готовых грызть даже бетон.
«Пусть заткнутся… я только защищался. Всего-навсего защищался…» — твердил он, выбегая из переулка.
Он бежал, и его руки задевали его бока. Руки превращались на его глазах в чёрные крылья. Крылья демона. Он демон, тень Люцифера, неведомая запредельная сущность из фантастических фильмов. Бесформенный, наполненный щемящей темнотой, пахнущий…
Он вновь почувствовал этот запах гниющей плоти и остановился.
Сердце колотилось. Домой на съёмную квартиру ему идти не хотелось. Хотелось рвать и метать. Нет. Спрятаться. Спрятаться в норку, в берлогу. Туда, где можно переварить возбуждение, эту жуткую пертурбацию его во что-то. В полупустой квартире, где он снимал комнату, было слишком светло, слишком просторно, слишком… неодиноко.
Он увидел двух алкашей из соседнего подъезда. Они шли метрах в ста, направляясь к круглосуточной точке, где разливали спиртное. Магазин-бар «Солнышко». Продавать алкоголь после десяти запрещалось, а в баре было можно. Продавцы просто открывали бутылку спиртного на кассе, а там… хоть пей, хоть неси.