— Ей богу, начальник, впервые вижу этого мужика! Не представляю, как он попал сюда… Мы ж с Матвеем вчера того… зарплату получили, чо как чо! И вот решили отметить… День независимости… Так… дружеский междусобойчик. Никого лишнего.
— Никого лишнего…— повторил участковый, набирая номер дежурного отделения.
— Чо ж теперь?
— Чо ж теперь… кто-то видимо с ним разобрался по пьяни. Или ты, или Матвей твой.
— Да говорю ж, впервые вижу его! И скочча у меня отродясь не водилось! Вот где? Где скочч? Вы видите? Я не вижу, — вытаращив глаза, упорствовал алкаш, шепелявя.
Бывает, что мертвецам монеты на глаза кладут, а здесь… глаза были заклеены небольшими кусочками двухстороннего скотча. Поверх тела преступник опрокинул пакет с мусором. Мусор скатился с трупа, частично выставляя на показ искажённое лицо.
— И я, начальник, чес слово. Не видел, — добавил не вполне протрезвевший Матвей, разводив руками. — Пили вдвоём... на бурдершафт! Встретились-то уже после девяти, кажись. Пока то, пока сё. В ресторане посидели… полдвенадцатого дома были уже. Как штык! На моих золотых, я видел, клянусь, начальник… Вдвоём так и пришли. Никого не подбирали. Нам оно зачем, лишний рот...
— А вот это следствие покажет. Может, на водку не хватило, да вы решили мужика этого обчистить. Вот где его куртка? Не в одной же он рубашонке ночью гулял? Загнали его шмотки и купили водяру.
— Какие шмотки? Обижаешь, начальник, — возмутился Петрович. — Я мужик работящий, честный. Невинный, можно сказать, как слеза невесты! — забил себя в грудь Петрович, обиженный недоверием со стороны участкового.
— А ты дружка своего спроси. Может, он в курсе?
— Петрович, сотку не займёшь? — заглянул в открытую дверь очередной ханурик.
— Нет, не займу. Иди рыжий, иди…
— Проходной двор, Петрович. А у тебя дверь всегда нараспашку?
— Ну… да. Что здесь воровать-то? — пожал плечами Петрович, оглядываясь по сторонам.
— Да уж… А теперь догадайся с трёх раз, почему тебе трупняк подкинули?
— С трёх раз? Может, для пиара?
— Для какого пиара?
— Все будут ходить, смотреть. А за просмотр, денежки платить надо!
— Блин, Петрович!
— Самое главное, не почему. А кто, начальник. Вот, как щас помню. Мы кода с Матвеем по лестнице поднимались, за нами крался кто-то. Я думал, показалось. Прям холодок по спине пошёл, какой-то нехороший, чес слово.
— Ты зубы-то не заговаривай...
— А я не заговариваю, начальник. Матвей, когда из туалета вышел, у меня тоже мысля появилась, сходить перед сном, так сказать, освежиться. Глаза открываю, а в дверном проёме он!
— Кто? — заинтересовался следователь. Он и не мечтал услышать от Петровича что-то вразумительное.
— Леший его знает.
— Описать сможешь?
— Леший его знает? Чёрный весь. Как в комиксах рисуют. Ты комиксы, начальник, читаешь?
— А ты комиксы читаешь? — иронично спросил участковый, сделав акцент именно на слове «комиксы».
— На помойке тут, нашёл один. «Тетрадь смерти» называется. Вот, — он вынул из горки хлама брошюру. — Один в один: чёрный весь, лицо белое, глаза будто мёртвые с тёмными кругами. Вот такими, — и Петрович рукой показал круги вокруг глаз.
***
— Ну что скажешь, молодой перспективный специалист? Пока от тебя как от козла молока...
— А вы ко мне больше прислушивайтесь. Скорее всего был кто-то. Страшила из комикса может быть только ассоциацией, это не значит, что мужик не видел этого опасного элемента вовсе.
Второй раз выслушивая показания алкашей, следователи только пожимали плечами. Молодым специалистом в команде значился профайлер. Взять в отделение взяли, но близко к делам не подпускали. Держали за экстрасенса. Вроде как на расстоянии всё понимать должен, только взглянув на место преступления.
— А вот двухсторонний скотч, это уже серьёзно! — сказал профайлер.
— Ну?
— Похоже, что преступник боится смотреть в глаза своим жертвам. И мусор. Где-то мы уже сталкивались с подобным. Нет? То ли Тайра была, то ли что-то такое...
— Ну-ка, дай взглянуть, — следователь оттолкнул криминалиста и подошёл ближе, осматривая труп и скотч на лице. Тут на его лице появилось удивление. — Ну ничего себе, ёлки-палки. Это же старик Сибаров! Батя той бабы из холодильника.