– Да что же это такое? Это уже ни в какие ворота! Но ничего, я сотру твою наглую ухмылку с твоей наглой рожи. Ты еще у меня попляшешь. Еще не вечер!
С этими словами он направился на кухню. Там, рядом с раковиной находились две банки кроваво-алой краски.
– Вот нарисую на твоей двери безумно дивные три буквы, тогда мы и поглядим – сказал он, с ухмылкой смотря на банки. Затем он подошел к холодильнику и стал готовить себе завтрак.
По своему обыкновению новоявленная супружница Боны просыпалась ни свет, ни заря. Надев тапочки, она направилась на кухню. Взяла из холодильника пакет гранатового сока, налила в стакан и с наслаждением осушила его. Проделав утренний ритуал, она взяла последний атрибут, то есть свою сумочку и направилась к выходу, по пути надевая туфельки на каблучках и от этого подпрыгивая. Было видно, что она торопиться. В этот день у нее была намечена какая-то важная встреча. Открыв дверь и сделав один шаг, она ногой задела ведро, рассыпав все содержимое.
– Твою-то мать, а! Вот же пидор пергидрольный! – растягивая слова процедила она, но негромко, чтобы не разбудить мужа. Но разозлившись не на шутку, поднялась в спальню.
– Знаешь, что этот мудак учудил на этот раз? – упрекающие зеленые глаза женщины вперились в мужа. – Все крыльцо в мусоре! – она подошла к кровати, где еще лежал ее муж.
В ее словах сквозил неподдельный гнев. Она яростно жестикулировала, то указывая на мужа, то в том направлении, где живет их «любимый» сосед.
– Он презирает тебя! Постоянно пакостит, ни во что не ставит, считает тебя полным дебилом! Ты знаешь об этом? – глаза ее горели ярким пламенем. – Бога ради отрасти наконец яйца и проучи этого пидора! – ее губы сжимались, произнося слова, выражая презрение. Брови ее были сведены от гнева, а в глазах читалось ярость и осуждение. Фразы вылетали сквозь зубы, словно плевки.
– Знаю, все знаю, все, – очень спокойно, с улыбкой на ласковом лице заговорил Бона́ словами Ра́ма из «Dhadkan», которые, как он считал, очень точно выражали все, что творилось у него в душе, любовно глядя на нее.
Он положил обе руки под голову, согнув их в локтях. Его глаза выражали любовь и светились уверенностью и счастьем.
– Но все равно люблю его, – заметив недоумевающее выражение на лице супруге, он продолжал, – знаешь почему? Потому что только любовью можно одолеть ненависть. Я хочу показать ему такую любовь, что, в конце концов, он просто вынужден будет полюбить меня. Это мой принцип. Только добро может уничтожить зло. И добро всегда одержит верх над злом. Это единственный способ принести мир в душу. Мы живем бок о бок с другими людьми и должны вести себя, как люди, а не, как звери, – лицо его жены изменилось. Оно приняло более мягкие черты, а глаза ее выражали уже не ярость, а спокойствие. – Ступай по своим делам, милая, а это предоставь мне. Ничего ему не ответив, своего достоинства не уронишь. Я все улажу. – Она медленно повернулась и направилась к выходу, ничего не ответив, но было видно, что ей стыдно за произнесенные слова в гневе.
Атис сидел за своим чемоданом и разбирал какие-то бумаги. Услышав стук в дверь, он почувствовал прилив сил. Его глаза зажглись. Сосредоточенное лицо тотчас приняло довольное выражение, та самая ехидная ухмылка, с какой он ложился спать, снова озарила его лицо. Он положил бумаги обратно в чемодан, встал со стула и направился к окну. Задернув темно-синюю занавеску, увидел своего соседа и моментально вернул ее в исходное положение. Отвернувшись от окна, он улыбнулся во весь рот и поднял правую руку в победном жесте на манер боксера. Сердце в его груди стучало в бешенном ритме, он чувствовал себя как никогда лучше. Приняв серьёзный вид, но так и не сумев убрать презрительную ухмылку с лица, взялся за ручку двери и отпер ее. То, что предстало его взору, привело его в полнейшее недоумение. Его физиономия приняло идиотское выражение, а неотъемлемая деталь его гардероба, т.е. зловредная ухмылочка исчезла бесследно. Он открыл было рот, но ничего не смог вымолвить.