Лидия Анатольевна: Станислав! Огради меня от комплиментов этого фигляра!
Станислав Иосифович: Казимир! Я выставлю тебя за порог!
Казимир Иосифович: О! О! Уже вступил в права наследства! Ты родного брата ещё собаками затрави!
Инга: Дядя Казик, ну что вы! Поместье это теперь моё, а я вам всегда рада. Мы все родные, все друг друга любим. Но зачем вы дразните маму? (Разворачивает веер наполовину, шутливо бьёт дядю чёрной стороной по плечу.)
За окном близкий раскат грома, вспышка.
Казимир Борецкий вдруг хватается за горло, выпучивает глаза, из его груди вырывается хрип. Он падает. Инга пронзительно вскрикивает. К нему бросаются, поднимают. Слышен звон дверного колокольчика — никто не обращает внимания, кроме Фаддея. Он оборачивается на звук, выходит.
Диксон: Похоже на удар!
Казимира Иосифовича относят и усаживают в кресло, находящееся в глубине сцены, у окна.
Диксон (проверяя пульс): Oh my God… Мёртв!
Звучит МТЗ. <Музыкальная тема злодейства — она звучит всякий раз, когда происходит преступление>.
Лидия Анатольевна вскрикивает. Глаша с визгом отскакивает от мертвеца. Инга явно потрясена. Бросает веер на стол, присоединяется к остальным. Все суетятся, мечутся. Диксон и Ян склонились над умершим.
Ян (поднимает отцу веко): Коллега, по-вашему, это insultus apoplecticus?
Диксон: Judging by symptoms скорее, infarctus miocarde, коллега.
Ян: Бедный старый шут…
Инга: Не сейчас, Ян! Хоть сейчас так не говори!
Входит Фаддей.
Фаддей (зычно): Чиновник особых поручений при генерал-губернаторе господин Фандорин!
Не сговариваясь, все встают так, что заслоняют кресло с мертвецом, будто застигнутые на месте преступления, и разом поворачиваются к двери.
Вновь происходит подобие немой сцены.
3. Явление героя
Въезжает Фандорин на кресле-каталке. Он в чёрном сюртуке, цилиндре, одна нога закована в гипс.
Фандорин: Господа, прошу п-простить за опоздание.
Снимает цилиндр, передаёт Фаддею, слегка кланяется.
Станислав Иосифович: Ах да, инструкция! Последняя воля Сигизмунда!
В группе застывших движение.
Слюньков: Эраст Петрович, что с вами? Мы ждали вас утром.
Фандорин: Я и приехал утром, московским поездом. Прошу извинить за вид. В дрожках переломилась ось. Кучер сильно расшибся. Я вот тоже п-пострадал, сломана нога. В больнице не нашлось костылей, только кресло на колёсиках. Один лишь мой слуга остался невредим — прыгуч, как мячик. (Оборачивается, повышает голос.) Маса, доко да?
Входит Маса с саквояжем в руке. Он одет в смешанном европейско-японском стиле: например, чёрное кимоно в сочетании с шляпой-канотье.
Маса (ставя саквояж и церемонно кланяясь): Господа, добрый день.
Инга: Здравствуйте. Вы, должно быть, китаец?
Маса (Фандорину): Ало ката ва нани-о иима-сита ка?
Фандорин: Нет, сударыня. Маса — японец. Он не очень хорошо понимает по-русски. Ещё не выучился, но старается. Каждый день выписывает из словаря по двадцать русских слов, но пока дошёл только до б-буквы «Д».
Маса: Доворьно дурацкая дорога. Борьшие буераки. Дрозьки дрянь. (Снова кланяется. Косится на Глашу. Вдруг показывает фокус — хорошо бы, не такой, как в Белой версии.)
Фандорин: Маса, ямэтэ окэ! Извините, господа. Маса в последнее время увлекается фокусами. (Замечает веер на столе, подъезжает.) Невероятно! Всё-таки раздобыл! Настырный был господин — ох, ради бога, п-простите.
Маса: Хо! Хонто дэсьта! Данна, инъё-но-сэн-су! (Молитвенно складывает руки, кланяется ещё ниже.)
В группе стоящих у кресла шевеление: пользуясь тем, что Фандорин и Маса поглощены созерцанием веера, они переглядываются, как бы безмолвно дискутируя, следует ли обратить внимание чиновника на мертвеца. Нотариус жестом показывает: не сейчас, позже.
Слюньков: Господин Фандорин, покойный Сигизмунд Иосифович просил вас прибыть сюда в этот печальный день чтобы, так сказать, разрешить законное недоумение наследников относительно этого странного предмета.