– Иезекиилю? Да кто ж знает. Он, конечно, тот еще урод и мракобес, но сведения всегда дает ценные и правдивые. Половина наших контрактов – его рук дело.
– Именно. Вас ведет Его рука.
– Иезекииля? – удивилась Регина и рассмеялась, увидев озадаченное лицо Оливии. – Ну, смешно же. Признай.
– Признаю. Только смеяться потом будем, – вздохнула монахиня. – У нас на двоих двадцать патронов, Малит. Расскажи поподробнее о стигийцах. Нам с ними встречаться не доводилось, а книги, чаще всего, недоговаривают или безжалостно брешут.
– Пусть ваш не смущает их детский облик. Это всего лишь маска, которая позволяет им легко манипулировать своими жертвами, – ответил демон, закуривая сигарету. Он поймал красноречивый взгляд Оливии и, чертыхнувшись, раздавил окурок каблуком. – Прошу прощения. Я слишком взволнован. Давно руки чешутся отправить их обратно.
– Так успокойся, а иначе пользы от тебя, как от козла молока, черноглазый.
– В истинном виде Комед невероятно опасен и силен, – демон пропустил остроту мимо ушей. – Он с легкостью перегрызет бетонный столб, словно это тонкий прутик. Разорвет стальной лист пополам и даже не поморщится. Ситис, наоборот, очень быстр. Экономьте пули и стреляйте лишь тогда, когда будете уверены, что попадаете. Если не уничтожить их оболочку, то я не смогу поймать их и отправить обратно в Ад.
– А младший?
– Фамес безумен и не чувствует ни боли, ни страха. Он в истинном виде опаснее своих братьев. Бойтесь его живота.
– Живота? Заблюет что ли? – усмехнулась Оливия, проверяя оружие. – Или сожрет?
– В животе у него рот, – буднично буркнул Малит. – Одно неверное движение, и он оторвет вам руку или ногу. Это если повезет. В идеале сначала нужно обезвредить его, но братья не будут ждать, пока мы всех повяжем. Поэтому будем надеяться на фактор внезапности. Как только они лишатся оболочки, ими займусь я. Вы должны выбрать идеальный момент.
– Ясно, учитель…
Демон вдруг шикнул и напрягся, когда вдалеке раздался слабый скрежет, словно кто-то медленно царапал металл огромными когтями. Оливия сглотнула и, улыбнувшись, сжала пистолет в руке. – Это они?
– Да. Будьте готовы, – кивнул Малит, перебираясь в ржавый поезд и прячась за листом железа. Оливия заняла позицию справа от него, держа перед глазами огромное гнездо, свитое из рук и ног, а Регина присела на корточки рядом с выломанной дверью и затаила дыхание, когда в зловещей тишине вдруг послышалась тихая песенка. Пел ребенок, и его голосок был чистым и невинным. Вот только текст песни заставлял сердце судорожно сжиматься от страха, а ноги – мелко дрожать. Когда под тусклый свет лампочки вышел обладатель голоса, Оливия сжала зубы и злобно улыбнулась.
– Что нам оставили в печи? – спросил худенький светловолосый мальчик и, хрипло рассмеявшись, утробно зарычал. – Из человечины куличи.
– Знатное мясо, шкворчит и пылает, – добавил второй, темноволосый и чуть повыше, отвешивая брату подзатыльник. – Ну а где младший? Картошку копает.
– Картофку сфарить и фтол накрыть, – третьим был пузатый рыжий мальчонка с лицом бывалого рецидивиста. Он громко рыгнул и, вынув изо рта чью-то наполовину обглоданную кисть, швырнул её в вагон, где прятались сестры. – Ефе бофе фелофекоф убить! УБИТЬ!
– Сраные малолетние стихоплеты, – еле слышно буркнула Оливия, с ненавистью смотря на братьев, которые принялись возиться в грязи и швыряться друг в друга гнилым мясом. Правда, веселье продлилось недолго. Темноволосый вдруг замер, слабо зарычал и потянул носом воздух, после чего припал на четвереньки, став похожим на гигантскую крысу.
– Человечиной воняет. Незваной воняет, – рыкнул он, но светловосый лишь рассмеялся в ответ.
– Идиот, – ругнулся он. – Забыл, что час назад жирдяя в унитаз затащил и сожрал без соли?
– Сам идиот! – огрызнулся темноволосый и, лающе рассмеявшись, бросился на брата, впившись тому зубами в плечо. Рыжий лишь безумно хохотал и лупил оторванной ногой по полу. Правда, и он вдруг замер и понюхал воздух.
– Фоняет, – прошамкал он, засовывая ногу в рот. – Сифис праф. Фоняет.
– Редитум, – процедил светловолосый, став на секунду серьезным. Он громко рассмеялся и сделал кувырок на месте. – Редитум. Долго ты шел, а теперь прячешься. Но мы найдем тебя. Мы любим играть в прятки. Да, братцы?
– Любим, любим, – завороженно закивали братья, вертя головами по сторонам. Оливия посмотрела на Малита, глаза которого закрылись, а потом на станции зазвучал его голос. Голос шедший отовсюду.