– Ужас, будто дерьмо из канализации ожило и заняло место людей, – поморщилась Оливия. – Малит, а ты что-нибудь видишь?
– То же, что и вы, – тактично ответил демон. – Я взял на себя смелость и теперь могу смотреть вашими глазами, если вы не против. То, что вы видите – это человеческие души. Такими их видим мы.
– Ох, и сука же ты, Барри. Найти бы твою жирную жопу и поджарить её на углях, – буркнула монахиня и, вздохнув, продолжила идти вперед.
Вместо людей монахини видели странные куски коричневой плоти. У кусков тоже были глаза, рот и уши, но выглядели они так, словно сошли с картин психопатов. От вони слезились глаза, крики были резкими и неприятными, а сердце билось, как сумасшедшее. Малит что-то пробурчал и, оттеснив монахинь, встал впереди. Куски почему-то не горели желанием сталкиваться с демоном и ловко его огибали, образуя тесную дорожку. Махнув рукой, демон призвал монахинь следовать за ним.
– Неужели и у нас такие же души? – спросила Оливия, закуривая сигарету. Она пнула особо противный кусок чьей-то души и, скривившись, посмотрела на испачканный ботинок. – Вот же гадость, а?
– Нет. Ваши души другие. Чистые души выглядят как светящиеся фигуры, без отличительных признаков. Вы видите души, которые впустили в себя тьму, – пояснил Малит, резво идя вперед и не оглядываясь. – Которые не только поддались ей, но и приняли её.
– Ужас, – прошептала Регина. – Неужели во всей толпе нет чистых душ?
– Пока не наблюдаются, – улыбнулся демон. – Не отставайте. Они вынуждены избегать столкновения со мной, поэтому мы будем двигаться быстрее.
– С тобой-то они избегают сталкиваться. Зато с нами, блядь, нет, – хмуро бросила Оливия, когда ей преградил путь очередной коричневый кусок, одетый в платье и увешанный золотом, как манекен в ювелирном магазине. Монахиня сурово посмотрела на препятствие и, сняв со спины дробовик, мрачно передернула цевье. – Съебись с дороги, чучело!
– Брань – это зло! – рявкнул кусок, не обращая внимания на дробовик и злое лицо монахини.
– Ты себя-то видел? – спросила Оливия. – Без брани тут не обойтись, когда видишь вместо человека кусок говна.
– Брань извращает жизнь человека. Меняет его душу! – не сдавался кусок плоти, вереща дурным голосом.
– Слышь, съебись по-хорошему, а? – попросила монахиня и, не дождавшись ответа, коротко врезала прикладом дробовика по тому месту, где у куска должно было быть лицо. Удар помог, и существо отлетело в сторону, визжа так, словно его резали живьем сотней ножей. Вокруг Оливии тут же появилось еще пять похожих кусков, которые гневно рычали и размахивали плакатом. – Извращает, говорите? Вы, блядь, на себя посмотрите. Ты, прошмандовка больная, сними со своей шеи, или что это у тебя вообще такое, золотую цепь, продай её и купи какому-нибудь бродяге новые ботинки, чтобы он спокойно ходил по улицам. Или одеяло ему подари, чтобы он не мерз ночью. А еще лучше, не доебывайся до людей, которым насрать на то, что у тебя жопа свербит, моралистка ебучая. Ругань – это плохо? Плохо то, что вы ебаные лицемеры! Считаете ругань плохой, а сами пропитаны тьмой, как пончик из МакДака – холестерином.
– О, да, – улыбнулся Малит, подходя ближе и склоняясь над куском плоти, которому врезала Оливия. В отличие от монахини, демон видел маску – симпатичную женщину, одетую в дорогое платье, с чистой кожей и идеальными зубами. – Вы пропитаны тьмой, дорогая. Вы отправили собственную мать в дом престарелых, когда та молила вас этого не делать. Но и этого вам показалось мало. Вы отвезли несчастную старушку на Счастливую улицу, а потом уехали обратно, потому что надо было успеть к приходу покупателей на квартиру матери. Как низко. Даже не оглянулись на её крики. Зато спокойно купили себе дорогое ожерелье с тех денег.
– Откуда вы… – запнулся кусок и, всхлипнув, вытер выступившую из белесого глаза зловонную слезу.
– Знаю. Просто знаю. Все это написано у вас на сердце, дорогая. А слезы, которые вы так великолепно проливаете, лживы. Все вы, – Малит обвел взглядом притихших сторонников запрета ругани, – лживы. И воздастся вам по делам вашим.
– Ой, все. Напугал ты их. Пошли уже, – буркнула Оливия, когда молчащие куски расступились, пропуская сестер и демона дальше. – Им насрать на твои слова, Малит. Они забудут о них через пять минут. Ругань для них зло страшнее, чем твои слова.
– Они не забудут, – ехидно ответил Малит. – Они будут жить с этим знанием. Но вы правы, сестра. Нам пора. Впереди ждут новые экземпляры выставки «Падение человека».