– Я вас тоже не виню, сестра. На войне хороши все средства.
– А как получилось, что ты стал редитумом? – спросила Регина, когда демон замолчал и ускорил шаг. – Ты говорил, что просто так ими не становятся.
– Говорил. Это выбор, который я сделал, – буркнул он, закуривая сигарету. Затем, прищурившись, посмотрел на монахиню и ехидно спросил: – Вы не отвяжетесь, сестра Регина?
– Не-а, – улыбнулась та. – Раз мы работаем вместе, то должны знать о тебе все. Ты вот услышал историю нашего ордена. Теперь расскажи о себе.
– Все просто. Я любил.
– Демоны любить умеют? – рассмеялась Оливия, но увидев, что Малит серьезен, виновато шмыгнула носом. – Прости. Дурацкая шутка.
– Понимаю. Вам кажется это диким, но мы способны испытывать чувства. Гораздо сильнее, чем вы, ибо в наших венах бежит кровь Высших. Я любил, но моя любовь выбрала иной путь. Она поддалась уговорам других проклятых и сбежала в реальный мир. Сюда. Здесь её настиг редитум и, разорвав на части, отправил обратно.
– Так в чем проблема-то? Ты говорил, что вас невозможно убить.
– Убить невозможно, но превратить жизнь в муку – вполне. Владыка разозлился и отнял у неё все чувства. Включая любовь. Она не узнавала меня, не реагировала на слова и прикосновения. Она испытывала жуткую боль, когда восстанавливалась, а по восстановлении все начиналось сначала.
– Жестоко. Что такого сделали проклятые, если вынуждены раз за разом испытывать боль без права на прощение?
Демон слабо улыбнулся и, кашлянув, ответил:
– Им почти удалось нарушить равновесие.
– Тем более странно, Малит, – нахмурилась Оливия. – Ты должен был возненавидеть редитумов и ордена.
– Они выполняли свою работу, поддерживая равновесие, – огненные глаза демона на миг стали тусклыми, но потом вновь загорелись ярким пламенем. – Не они виновны в том, что случилось. А проклятые, которые смутили мою любовь и отняли её у меня. Я отомстил. Всем.
– Трагичная история. Сожалею, что все так вышло, – буркнула Оливия и, нахмурившись, оглядела центральную площадь, на которой, к ее удивлению, было как-то подозрительно мало народу. – Мы на месте, кстати. И тут как-то пусто.
– Действие таблеток заканчивается, – подтвердил Малит и слабо улыбнулся, когда к ним подошел изможденный человек с лихорадочно горящими глазами и протянул черный конверт с печатью Чернильных святых.
– Послание. Вам, – коротко сказал он, и не успели монахини даже удивиться, как незнакомец растворился в воздухе.
– Эфир, – вновь подтвердил Малит. – Они пока не рискуют показываться и используют проекции.
– Вообще плевать, черноглазый. Пора уже делом заняться, – буркнула Оливия, ломая печать и вытаскивая из конверта черный лист. – Пафос никуда не делся. Стабильность – признак мастерства.
«Первое испытание всегда оказывается легким. Не так ли? Но теперь очередь второго, и оно будет сложнее, чем первое. В одном мы похожи. Вы любите делать больно проклятым, а мы живым. Тем, кто эту боль заслуживает».
– Бредятина какая-то, – вздохнула Оливия и, потерев виски, передала письмо Малиту. Демон, внимательно изучив послание, нахмурил брови и закусил губу. – Есть мысли, черноглазый?
– Они хотят, чтобы мы нашли место, где подвергнемся второму испытанию.
– Это понятно. Как и с клубом. Мы нашли площадь и того утырка зефирного, который письмо передал. Но тут весь Город любит другим больно делать. Достаточно еще разок через толпу Недовольных пройти.
– Погоди, – встряла Регина, наморщив длинный нос. – А если они сравнивают себя с нами. Мы же являемся, образно говоря, служителями закона. Не даем проклятым безобразничать. А кто не давал безобразничать живым?
– Дом Праведной Боли, – ответила Оливия и распахнула глаза. – Во имя расписных ягодиц лже-пророков!
– Просветите меня, – тактично кашлянул Малит и рассмеялся, когда монахини рассеянно посмотрели на него. – Я не ведаю, что такое дом Праведной Боли.
– Оглянись, – посоветовала ему Оливия и, когда демон повернулся, продолжила: – Видишь высокое серое здание прямо перед глазами? Это и есть дом Праведной Боли. Так, по глазам вижу, что ты нихуяшеньки не понял.
– Совсем, – честно ответил Малит.
– Короче. Примерно десять лет назад старый Сенат решил поэкспериментировать и создал это… ведомство. Иными словами, это место, где над разными ублюдками творили суд. Судилище, черноглазый. Но сюда сплавляли только самых жутких и отмороженных типов, потому что в доме Праведной Боли было лишь одно наказание. Дикая боль за то, что ты совершил. Конечно, нашлись извращенцы, которым это не понравилось. Они назвали судилище бесчеловечным и примерно полгода осаждали его, как те коричневые кучи говна, которых ты уже видел. Как итог, дом Боли просуществовал до конца срока Сената, а когда выбрали новый Сенат, его шустренько прикрыли. Недовольные хотели, чтобы Сенат выдал им документы из судилища, но все документы таинственным, блядь, образом сгорели в одну ночь, вместе с подвалом. После этого дом заколотили, и даже бродяги не рискуют в нем ночевать. Говорят, что там гневные призраки ублюдков по ночам шляются. Когда кто-то из Чернильных святых баллотировался в Сенат, то одним из обещаний был перезапуск судилища. Мол, на улицах полно говна и мы его вычистим. Как видишь, пока не срослось. Так и стоит эта громадина уже восемь лет без признаков жизни. Сносить – деньги нужны, да и толпы хранителей культурного наследия на говно изведутся, если хоть один кирпич из стены вытащишь.