– Сплю. Спокойной ночи, сестра.
*****
– Тебе конец, редитум! – прошипела Оливия, вытаскивая из-за голенища сапога острый серебряный нож Брутуса. Демон, вперив в девушку черные глаза, лающе рассмеялся и медленно провел когтями по стене, вырывая кусочки отмокшей штукатурки.
– Меньше болтай! – рявкнул Брутус, держа взбешенного редитума на прицеле. Каменное лицо Брутуса даже не дрогнуло, когда демон пригнулся и без предупреждения прыгнул на Оливию. Регина взволнованно следила за битвой, как и отец, держа редитума на прицеле. – Кувырок и удар! Ну же, девочка. Не играйся с ним.
– Вы недостойны права жить. Недостойны прощения, – рыкнул редитум. Он давно принял истинный вид и сейчас пытался испугать Оливию своим телом, состоящим из копошащихся червей. Зрелище было жутким, но монахиня сосредоточила все свое внимание на битве. Она ловко увернулась от удара, а затем секанула ножом по плечу твари, заставив демона взвыть.
– Плачь, мерзкий уебок, – процедила Оливия. Она дождалась, когда редитум подпрыгнет, и сильно врезала ему по роже ногой. Отлетев, демон ошалело покачал головой и попытался неловко подняться.
– Добей его! Ну же, девочка, – холодно произнес Брутус и кивнул, когда Оливия вбила нож по самую рукоять в левый глаз демона. – Хорошо.
– Спасибо, отец, – кивнула та, тяжело дыша. Адреналин постепенно покидал тело, а с ним на Оливию навалилась жуткая усталость. Она бы упала, если бы не Регина, которая подбежала к ней и позволила опереться на себя. – Сраный ублюдок. Платье мне порвал.
– Не выражаться, девочка, – насупился Брутус и, подойдя к корчащемуся демону, коротко пробормотал отходную молитву и нажал на курок. Пуля моментально разнесла редитуму голову, и тело исчезло в шипящей вспышке. – Я к Эли за наградой, а вы здесь приберитесь. Негоже оставлять после себя срач.
– Да, отец, – кивнули девушки и, дождавшись, когда он уйдет, тихо рассмеялись.
– Кто знал, что моим первым будет редитум, – хмыкнула Оливия, вытирая нож и убирая его за голенище.
– Тебе еще повезло. Мне два абсора достались.
– Пф. Ты их разнесла на куски из автомата, а мне пришлось ножом добивать, – рассердилась Оливия. – Повезло ей, блядь.
– Перестань так сквернословить, – поморщилась Регина. – Отец этого жуть как не любит.
– Ага. Он еще не знает, что ты журналы с голыми мужиками полночи рассматриваешь, – ехидно бросила Оливия и ласково потрепала сестру по голове. – Не дуйся, сестренка. Я не со зла. Просто вымоталась.
– И чуть не погибла.
Оливия вздрогнула, когда Регина вдруг расплылась и исчезла, а свет померк. Она завороженно посмотрела в угол, где стоял отец Брутус. Когда он вышел на свет, девушка зажала рот рукой и, дрожа, покачала головой.
Брутус опирался на покореженную винтовку и правой рукой зажимал кровоточащую рану на животе. Его лицо было бледным, левый глаз вытек, и вместо него зияла жуткая дыра, а на губах застыла злобная усмешка. Он, хромая подошел ближе, и хрипло рассмеялся. – Спасла свою жизнь ценой моей жизни.
– Отец, я… – растерянно пробормотала Оливия, пятясь назад и качая головой, как заведенная. – Я не виновата. Это редитум. Он сошел с ума.
– Ты должна была не играться с ним, а убить. Но ты игралась. Ты всегда любила игры, дрянная девчонка, – прошипел он, с ненавистью смотря на искаженное страхом лицо Оливии. – И доигралась. Заставила его броситься на меня, чтобы получить больше времени.
– Нет. Он сам бросился на тебя. Ты крикнул и привлек его внимание. Но у тебя не было ножа, а винтовку он разгрыз в два счета, – воскликнула девушка.
– Нож был у тебя, а ты замешкалась. Дала ему шанс, и он вырвал мне кишки. Знаешь, как это больно, Оливия?
– Отец. Прости.
– Что мне твое раскаяние? – буркнул он, тяжело опускаясь на пол. – Вы – мои дочери. Моя надежда и гордость. И вы подвели меня.
– Прости, отец, – Оливия всхлипнула, а потом помотала головой, когда поняла, что сидит спиной к стене в каком-то темном помещении, а Брутус ласково гладит её по щеке. – Отец, где мы?
– Там, где и были, Оливия. В пустоте, – грустно ответил он. – Это мой дом до скончания времен.
– Я не хотела, отец, – всхлипнула монахиня, прижав руку Брутуса к щеке. – И дня не проходит, чтобы я не думала об этом. Снова и снова, как в замедленной съемке. Редитум бросается на меня, а ты прыгаешь между мной и ним. Прости, отец.