Я стиснула зубы: в этих словах звякнуло отчаяние тех лет. Отчаяние и непонимание подростка, которого предали, который все не так понял. Еще бы он что-то понял, идиот: первая любовь — и та Аянами.
— Н-но я все равно улетел, Аска. Просто теперь мне еще больше хотелось изменить себе память. Уничтожить т-того человека, который влюбился в эту… К-куклу.
А вот это уже ненависть. Я смотрела на него, на окаменевший профиль обормота и изо всех сил убеждала себя, что не нужно кусать губы.
«Кукла. Святое небо, Синдзи Икари, ты идиот».
— П-помнишь те большие файлы в ядре системы? Это данные с моей памятью. «С-сегоки» нарушила приказ и отказалась стирать резервную копию. Д-да еще и защитила ее от взлома.
— Но как ты смог так лихо заменить себе память? И что за пять лет пробела?
Синдзи рухнул на кровать, раскинув руки, и тихо засмеялся. Я обернулась и обнаружила все ту же пустую улыбку, которая почти не сходила с лица всю его кровавую исповедь.
— ATF — это странная вещь. В-возможность невозможного. Я запустил руки в базу данных проекта «Араил» и украл копию памяти к-какого-то повстанца, сверстника. Потом ввел ее в п-память фрегата — и вошел в ATF.
— Пять лет, — напомнила я. Я устала удивляться.
«Возможность невозможного. Долбаный ты засранец, Аустерман. Мы кромсаем себе память, а твое чудо просто подменяет воспоминания. Долбаный ты засранец».
— А, да. Там была ошибка. П-пленный на самом деле был на п-пять лет моложе.
Ошибка. О, mein Gott.
— Ты ведь все поняла, да?
Глаза человека, который… Который пришел ко мне, как к последнему спасению от себя и всего, что он натворил. Да, я все поняла, мой обормот. Ты бегал по галактике, а галактика бегала за тобой — выжигая миры, теряя и вербуя агентов, стараясь вернуть придурка, захотевшего странного. А ты бегал за тем, чего никогда не было.
Его Тень подсунул тебе сделку со «взломом» его счетов — просто в надежде, что где-то выплывет мерзавец на самом быстром корабле. Кацураги огнем шла по фронтиру, напоминая о себе и о том, в чьих руках меч, — а ты даже не оглядывался. Потом за тобой отправили Аянами, и она… Стоп.
— А как же… Рей?
— Она все помнила, — проскрипел Синдзи. — Все. И ничего м-мне не сказала.
О, да. Еще бы она тебе что-то сказала. Она подставилась, упала и сделала все, чтобы снова тебя увидеть, чтобы быть с тобой, а ты, идиот, ухитрился снова в нее влюбиться. Символичный идиотизм.
— Она осталась с тобой, — сказала я как можно мягче. — Не попыталась сдать…
— Это что, имеет значение?
«Имеет. Только не для такого идиота, как ты».
Я и на ангстрем не пролезу в мысли ледяного чудо-оружия, но не понимать очевидного может только некий заикающийся обормот.
— За мной шла смерть, Аска…
Красиво сказано, только вот пафосно до чертиков, как и положено сыну канцлера человеческой империи.
— …в-вот и получается, что лучшее, что со мной случилось за в-все это время, — это ты.
Ух. Впрочем… На фоне того, что я услышала, у меня были все шансы и впрямь оказаться лучшим. Луч рыжего света в, мать его, темном царстве.
— Я тебя люблю, — сказал он.
«Гонишь», — отстраненно подумала я, чувствуя его пальцы на своей щеке.
— Т-ты… Просто не бросай меня.
«Пошел вон, придурок!», — орала я, гладя его щеки ладонями.
Пошел вон, ты же пожалеешь, идиот. Тебе же прямо на утро хреново будет, ты же как был обормотом, так им и остался, ты очень-очень-очень пожалеешь!..
Я мертвой хваткой впилась в его спину, моя шея горела от поцелуев — а я смотрела в потолок. Он-то пожалеет, а вот я — нет.
Видишь ли, мой обормот, проблема в том, что:
«Ты мне нужна», — это ведь до хрена взаимно. До хрена.
Я лежала в кровати и смотрела на невидимый потолок. В каюте было темно, тепло и уютно. До мертвого ничто в любом направлении тянулись сотни метров корабельной плоти, а в ушах словно набилась вата, и только сдвоенный пульс убеждал меня: я не оглохла.
И я впрямь это все выслушала.
— Синдзи, — позвала я.
— Да.
— Ты ведь знаешь, что я свихнулась, верно?
— Знаю.
«Знаю». Ты просто чудо, сын Его Тени. Ты не засыпаешь, не уходишь, ты лежишь рядом и просто говоришь, что знаешь. Ты просто ублюдок.
— Почему ты устроил тот фарс с файлами памяти «Сегоки»?
Темнота молчала и ровно дышала носом — у него даже частота дыхания не изменилась. Черт, ты ведь так научишься врать даже мне, обормот.
— Я в т-тебя верю.
— О, неужели?
— В конце концов, я оказался п-прав. Д-делал, хотя и не помнил, почему п-прав.