Пока я смирялась с потерей скафандра, пока выжидала окончания разбирательств, он продолжал до конца играть роль, пытаясь выгородить двоих неудачников, которые просто не вовремя пришли на прием. И уже получив приговор, он смирился, а я как раз начала искать пути спасения. Но черт меня подери, это разница не между лохом и профессионалом. Это разница между двумя профи, один из которых оптимист, а другой — фаталист.
«Не сходится».
Почему он местами потрясающе наивен? Почему я могу такого сметливого засранца поймать на вранье? Если он так мастерски прикидывается милым простаком, то не должен он допускать проколы!
Мне было… Неприятно. Понадобился смертный приговор и ночь на двоих в карцере, чтобы до меня наконец дошло, насколько неоднозначен этот везунчик. Я косилась на подернутый полумраком силуэт и проникалась подозрительностью. А вдруг та потасовка, когда я проникла в «Сегоки», была все же планом? Или еще лучше: вдруг он целенаправленно заманил меня на свой фрегат? Вдруг его якобы привязанность к Аянами — это тоже часть плана? Допустим, хочет усилить ее и… И — что? Начнет галактику покорять? Да ладно. Шестерых Аянами мятежные миры ухитрились отправить на тот свет, а уж Империя с одной совладает.
Стоп.
«Если со м-мной что-то случится, тотчас же откроется к-крио-камера Аянами. К тому же, я м-могу открыть ее в любой момент откуда угодно».
Мозги скрипели и грелись, и в чертовой камере, как мне показалось, стало жарко. Пытаясь найти путь к бегству, я совсем забыла, что я теперь не одна.
— Э, капитан?
— Да?
— Скажи мне, а почему ты не вызовешь на планету… Ммм… Замороженного друга?
«Осторожнее. Будь внимательна, он совсем не тот, за кого себя выдает». Я честно себе пообещала, что как только выберусь, выбью из него правду вместе с дерьмом. И пусть эта ледышка только попробует меня оттащить.
Синдзи запустил пятерню в волосы и вздохнул:
— Ж-жаль, что ты вспомнила. Я не м-могу.
Так-так, он этого ждал и безбожно себя выдал. Такой проницательный и такой наивный.
— Тогда ты блефовал?
Кивок. И глаза слишком далеко, и слишком темно. Я придвинулась к нему, встав на четвереньки, и за подбородок вздернула приопущенное лицо:
— А теперь еще раз. Ты что, наврал мне, что можешь освободить ее и призвать?
— Д-да.
Я отпустила его и отползла в угол. Все очень плохо. Выдуманный мною стратегический гений врет, как младшеклассник, и очень этим фактом смущен. Оно, конечно, мои инквизиторские навыки могут сбоить, но это вряд ли. Собственно, его вранье — это даже не самое худшее. Во-первых, Синдзи прекрасно понимает, что я его раскусила, и все равно врет. Во-вторых, он действительно привязан к своей замороженной королеве.
— Послушай, когда нас казнят, этот наш общий знакомый все равно очнется, — как можно грубее сказала я. — И останется один на один с кораблем, космосом и необходимостью двадцать два часа в сутки сидеть в гробу. Нравится?
Синдзи мотнул головой.
— Лет через триста корабль начнет умирать, — сказала я, глядя в его угол. — Там начнет дохнуть все. Видел разлагающийся корабль? Там охрененно пахнет. Может, она перенастроит энергоснабжение, и…
— Замолчи.
Ага. Ну, я рада, что нащупала нежное место. Нам ведь весело, ты помнишь?
— И не подумаю. Хотя… Что я знаю о ней? Вдруг она примчится к месту твоей казни? Или решит отомстить? Она ведь человек, в конце концов.
— Аска, замолчи.
Хорошие интонации, мне нравится. Всю жизнь мечтала так провести время перед смертью.
— Так что скажешь? Ты в ответе за ту, которую приручил? Или просто удобно изображать несчастного влюбленного?
Синдзи поерзал в углу и не стал отвечать, а я скисла: черт, похоже, перестаралась, загнала его в оболочку. Взорвись он — был бы шанс раскрутить обормота на откровения, узнать хоть что-то о возможности спастись.
— П-послушай. Я думал об этом. Даже если бы п-путь сюда занимал меньше сорока минут, я б-бы не стал рисковать. Если все з-затянется, нас убьют, а она иссякнет и п-попадет в лаборатории.
Я некоторое время осознавала сказанное, а потом улеглась, насколько могла, отвернувшись к стенке. Это так мило. Придурок в корне ошибался, он при всем своем уме был идиотом, и это так мило. Я не знаю, что творится в голове у Аянами, но по поводу завтрашнего пробуждения я ей не завидую.
Еще, конечно, стоило бы узнать у обормота, что он за фрукт, но общаться с ним расхотелось. На том свете непременно сведем счеты. Пижама кололась и натирала поясницу, мне не выдали под эту дрянь нижнего белья, кожа головы умоляла о душе, а мне просто ничего не хотелось.