Крестьянский староста поморщился, напряженно размышляя.
– Так кто-то другой делает? – спросил он, хотя прозвучало это скорее как утверждение. – Опять выдумщики из Засечной подсуетились? Или в Приозерном? А-а-а… на западе, в Окатном краю. Точно. Они горазды смекать всякие новшества. Ну конечно.
Инъюрх непонимающе мотнул головой.
– Что ты несешь?
– Хех, а ты не понял? Хотя неудивительно, не твое это ремесло, ратник. Я-то сразу понял, как только ты хитрость эту упомянул. Умно они придумали. Дело тут, как я разумею, в том, что если сейчас, в конце зимы, засеять снег ячменем, то за год можно успеть два урожая собрать! Да, умно.
– Хоть ремесло земельное и не мое, но даже мне ясно, что посевы на снегу – редкостная дурь, – возразил Инъюрх. – Зерно замерзнет и урожая не даст.
– Да-да, мы тоже так считали. А поди ж ты – пришла ведь к кому-то светлая идея. Тут покумекать надо… Снег ведь тает, вода уходит в поля, а зерно за нею… – задумчиво произнес староста, кивком соглашаясь с каждой мыслью, всплывающей в его голове. – Пора сейчас такая, как раз оттепель на носу… да… Да, окатские точно нечто эдакое затеяли с севом провернуть. Думают, у них что-то получится. Или даже знают? Ага… Выслужиться хотят перед вождем, порадовать щедрым урожаем. А мы бледновато будем на их фоне выглядеть… У-у-у, хитрюги.
Абсурд размышлений старосты достиг всех возможных пределов, и раздраженный Инъюрх, ударив по бревнам колодезного сруба кулаком, рявкнул:
– Хорош бредить! Никто снег ничем не засевает! Все!
Мужичье испуганно шарахнулось от него, непроизвольно вскинув «оружие». Крестьянский глава поспешил их успокоить, а затем они сбились в толпу и принялись, косясь на воина и перешептываясь, живо что-то обсуждать.
Выругавшись, Инъюрх встал с края колодца и направился в сторону самой высокой горы Северного Хребта. Здесь он узнал все, что требовалось узнать. Время не ждет, надо проверить вторую нелепицу пророчества – можно ли коснуться небес рукой. Хотя если бы небосвод опустился, то это было бы заметно и с равнины. Но доверенные войны вождя все равно должны взбираться на горные вершины, где попытаются дотянуться до неба, потому что Кордаху необходимо твердо убедиться, что в безумных словах Вьерны правды нет. Блажь какая-то…
– Эй-эй, добрый ратник! – окликнул староста Инъюрха. – Ты уже уходишь?
– Да, – обронил воин через плечо.
– То есть ты пришел, спросил от имени вождя, не собираемся ли мы засевать снег ячменем и… все?
– Да.
– А мы, э-э-э… должны теперь что-то предпринять?
– Нет.
– Точно? А вождь с нас потом не спросит за малый урожай?
В ответ Инъюрх только отмахнулся от старосты, даже не обернувшись.
– Ага… – пробормотал тот ему вслед. – Ну, ладно.
Воин небрежно махнул рукой еще раз, вроде как обозначив прощальный жест. Продолжать беседу с мужичьем он не имел ни малейшего желания. Ему-то думалось, что местные его за слабоумного примут, когда он про посевы в снегу расспрашивать начнет, а оказалось – тут своих идиотов хватает. Правильно вождь велел никому ничего о пророчестве не рассказывать. Что бы такие простаки по дурости своей творить начали, услышь они о скором конце всего сущего?
На третий день пути предгорья Хребта как-то резко перешли непосредственно в горы. Дорога превратилась в узкую тропу на крутых склонах, и Инъюрх не без сожаления подумал, что зря не остановился на полноценный привал чуть раньше. Хоть он молод и вынослив, но все же провести неделю в пути без продыху чревато последствиями, особенно когда предстоит взойти на горную вершину. Ему ли не знать, что без должной привычки отдых на Хребте лишает сил пуще иной битвы.
Примерно с полгода назад Кордах повел воинов на поселения горцев, которых следовало наказать за дерзость, ибо они повадились ходить в набеги на земли вождя. Раньше-то горные племена промышляли разбоем на востоке от Хребта, но не так давно царь Минолии присвоил себе те территории. С минолийскими гарнизонами горцам было не совладать, однако и Кордах не стал терпеть разорение своих владений, созвал поход на обнаглевших дикарей. Закончилось все тем, что хозяева гор согласились платить вождю дань, но тот в свою очередь пообещал помогать им с едой – они же в набеги не от сытой жизни ходили. На том и разошлись.