Вид у Пальки был смущенный и дерзкий.
— Я не ханжа, — строго сказал Саша. — Но, по-моему, так нельзя. Когда я начал ухаживать за Любой, я с первого дня знал, что хочу жениться на ней. А ухаживать за чужой женой…
— Очень интересно! — воскликнул Палька, смеясь. — До чего мне хочется отбить ее у этого важного гуся!
— Совсем он не гусь, — сердито возразил Саша. — Большой ученый, умный и милый человек. Да ты хоть знаешь его?
— Не знаю и знать не хочу! Подумаешь!
Саша начал сердиться всерьез.
— Ты спятил, Палька! Я его глубоко уважаю и не позволю, чтобы твое мальчишество…
— Ах, ах, какие нежности! — запальчиво перебил Палька. — Если он настоящий человек, так он не должен терять голову…
— Как ты? — докончил Саша и рассмеялся. — Опомнись, Павлушка! Почему бы тебе самому не поступить как мужчине?
— Отойти?
— Да. — Саша подумал и подтвердил: — Да.
Палька предпочел пропустить эти слова мимо ушей.
— А ты знаешь, что старая лисица Липатов крутит хвостом около нее?
— Да что ты?!
Саша развеселился и начал расспрашивать. Он вовсе не стремился продолжать нравоучение. Черт его знает, как он справился бы с собою в подобном случае! Он был влюблен и понимал, что задушить свое чувство трудно. Нет, он справился бы. Во что бы то ни стало. Но Палька…
— И все-таки подумай. Измена, обман — это противно. Пошлость. Она, говорят, довольно легкомысленная, у нее вечно толкутся мужчины… Я ничего худого не хочу говорить про нее, — возразил он на гневное движение друга, — но я тебя прошу: возьми себя в руки, Палька, и, если можно, отойди.
— Конечно могу, — буркнул Палька, но всем существом почувствовал, что это невозможно, и добавил: — Только не хочу.
— Работается тебе или нет?
— И еще как!
— Так что же ты такое задумал?
Палька отошел к окну, стал спиною к Саше и заговорил возбужденно:
— Вот ты думаешь: имя, звание, профессор и все прочее, а я — что я? Аспирантик без всякого положения и веса. Наплевать мне на это! Я сейчас такое дело начал… такое дело!.. Сглазить — это вздор! Просто не могу я болтать, когда все во мне бродит и вот-вот вырвется. Чувствую, что все рядом — победа, слава, любовь — все! И отказываться ни от чего не буду. Не могу. Не хочу. Мое!
Саша подошел и сзади крепко сжал его плечи.
— Да нет, я серьезно, — обиженно сказал Палька и повернулся к другу с виноватой улыбкой. — Правда, Саша, у меня сейчас такое время пришло! Такое!.. Ну, я пошел! — вдруг сорвался он. — Я ведь в лабораторию пробираюсь, ночное бдение!
Задумчиво покачивая головой, Саша слушал, как Палька скатился по лестнице и хлопнул дверью внизу. Из всего, что он тут наговорил, Саше ярче всего запомнился его короткий ответ: «И еще как!» Саша верил: если человеку хорошо работается — все остальное придет в порядок.
А Палька жил необычно, как в пути.
Родной дом, сестра с ее бедами, друзья, институтские интересы — все существовало будто за стеклом, в стороне от главного движения Палькиной жизни. Ему приходилось иногда вникать в окружающее, но так, как на случайном полустанке: вышел, чему-то удивился, чем-то мимолетно заинтересовался — и вскочил на подножку.
Его воображение создавало все новые и новые газогенераторы. Громоздкие машины различных типов зарывались глубоко в землю, в ее черные недра. Они располагались там по его воле и послушно превращали уголь в газ. Газ струился по трубам, заполнял серебристые баллоны, питал электростанции и заводы…
Но прожорливые пасти машин капризно принимали только раздробленный уголь, и этот уголь приходилось предварительно дробить в подземных выработках.
Люди по-прежнему должны спускаться под землю, а это значит, что весь замысел ничего не стоит. Жалкая полумера, придаток к шахтерскому труду!
Простая истина из учебников, что от качества дробления угля зависит качество газификации, вставала непреодолимой преградой.
Огромного дистилляционного аппарата не получалось.
Иногда он впадал в отчаяние: решения нет. Не оттого ли ничего не осуществил Рамсей?..
Отчаяние вытеснялось упорством и верой, не слепой, а умной верой: человеческая мысль находит то, что ищет…
В эти дни он повел Татьяну Николаевну под землю.
Во время короткого свидания — одного из свиданий, когда Палька переходил от бурных надежд к бессильной ярости, — она попросила его передать записку Липатову.
— Так, — мрачно сказал Палька. — Нашли курьера!
— Зачем же? Гермеса! — очаровательно улыбаясь, поправила Татьяна Николаевна. — Против Гермеса вы не возражаете, надеюсь?