Этой итальянской фразой она и раньше пользовалась, чтобы подразнить его. Он успел узнать, что она значит, и бросил ей вслед:
— Мне больше нравится: мио каро кариссимо!
После этой встречи он вытерпел неделю, питаясь воспоминаниями и надеждами. Затем позвонил по телефону:
— Я собираюсь в кино. Взять для вас билет — или ваш супруг уже перевоспитался?
— Возьмите, мио каро кариссимо.
— Я вас жду через полчаса у цветочного киоска.
Она пришла через сорок пять минут. Но еще оставалось полчаса, чтобы погулять по вечерним улицам. Тени от листьев узорами лежали на тротуарах и слегка покачивались. Татьяна Николаевна разрешила взять ее под локоток. Теплые пальцы легли на его ладонь.
— Где вы пропадали так долго?
— Я боялся испортить впечатление. Вы бываете злая. А когда вы сидите у меня в уголку и смотрите, вы такая хорошая!
— А я часто бываю в вашем уголку?
— Частенько. И там вы никогда не злите меня и не мешаете… А я так занят сейчас, если бы вы понимали! Прямо пыль столбом и шерсть дыбом!
— О-о! То-то у вас такой взлохмаченный вид!
После его признаний она всегда пыталась спрятаться за пустяковой болтовней. Но он не хотел этого. Неделю работал как черт. Сегодня его час. Любимая с ним. Ей, ей одной он доверил все. Она должна поддержать его, должна идти рядом, как друг, как соучастник его надежд.
— Милая вы моя, хорошая, — сказал он, сжимая ее пальцы, — я у самого порога, понимаете? Ничего не открыл, ничего до конца не решил, но отбросил все, что не годится! И я его поймаю за хвост, вот увидите!
Она сумела оценить его увлеченность. Кто знает, бредит ли он попусту или действительно стоит на пороге большого успеха? Он занимал ее мысли; ей не хватало его, когда он пропадал надолго. Но ее пугала доверчивая неудержимость Пальки; она терялась оттого, что он без спросу превратил ее в соучастницу, поверенную и возлюбленную. Он видел в ней только то, что хотел найти в ней, все остальное просто отметал, как помеху.
— Все вы, мужчины, таковы, — шутливо вздыхая, сказала она. — Вы стремитесь к женщине только для того, чтобы сделать ее свидетелем ваших побед.
— А как же?! — воскликнул Палька. — Я хочу, чтобы вы все знали и радовались, когда я поймаю свою судьбу. Как же иначе? Зачем же иначе любить?!
Была в этом признании такая беззаветность, что Татьяна Николаевна дрогнула от радости, испугалась и, защищаясь, кокетливо вздохнула:
— А в результате слушаешь кучу непонятных вещей!
Он даже не заметил, что признался в любви. Ее слова и тон обидели и удивили его.
— Разве я вам рассказывал скучно и непонятно?
Она постаралась поставить его на место, чтобы вернуть себе привычное спокойствие.
— Существуете не только вы…
— К черту других! Тем лучше, если вам с ними скучно!
— Я этого не сказала.
— Вы это думали. И я очень рад! А теперь пойдемте в кино, а то опоздаем. Вы знаете, как я вас называю?
— Как?
— Ненаглядная. Понимаете? Не-на-гляд-на-я…
Она чуть усмехнулась. Должно быть, слово показалось слишком простым.
— Не дошло? — небрежно спросил Палька.
— Вы очень смешной, Павлуша. Такой сердитый воробышек.
Он хотел ответить ядовито, но не мог. Стало так обидно, так горько, что остроты не шли на ум. Боже мой, думал он, зачем она все уничтожает, все губит вздорными словами?
В фойе кинотеатра она болтала о пустяках. Он смотрел в ее любимое лицо, ловил переливы света в ее волосах. Ненаглядная! По-прежнему глядишь — не наглядишься. Но обман рассеялся: чужая. Ни вдохновения, ни участия не жди.
Фильм был плохой, похожий на многие другие фильмы. В иное время Палька смотрел бы снисходительно: он любил кино. Но в состоянии душевного прозрения, посетившего его в этот вечер, он холодно отмечал заимствованные приемы, приевшиеся ситуации: авторы фильма использовали готовое, фильм струился по привычному руслу, можно было заранее сказать, что сейчас случится и чем все кончится. Некоторое время Палька развлекался, отгадывая. Вот мчится белогвардейская конница, а по дороге идет старичок. Сейчас его полоснут шашкой. Полоснули. Пулеметчик ранен, сейчас героиня ляжет к пулемету. Легла, стреляет. Сейчас начнется пожар. Начался. Только что ветра не было, деревья стояли неподвижно. А сейчас рванет ветер. Рванул, деревья закачались, гнутся под ураганом…
Как это происходит? Один человек открывает новое, находит в искусстве, в науке, в технике то, чего не было до него. Другие устремляются вслед и повторяют. Когда за что-то берешься, память торопливо подсказывает известное. Оно легкое, оно никого не покоробит и борьбы не вызовет. Спокойно. Прилично. Китаев одобрит. А я не хочу! Не хочу!