Что они там нашли смешного? Никита и сейчас думал, что у Татьяны не хватило характера подождать, ведь Евгений в конце концов полюбил ее! Вот Лелька ни за что не пошла бы замуж за нелюбимого, Лелька говорит: когда любишь — и муку примешь, а не любишь — и счастья не надо.
Рассказывать о своей обиде Никита не стал, приняли — и ладно.
Очень довольная, Кузьминишна обняла сына и шепнула на ухо:
— Порадовать, что ли?
Он сразу понял, сунул руку в карман ее передника, выхватил конверт и отошел под сирень — читать. Кузьминишна одним глазком следила — аж загорелся весь! Знать бы, к добру или не к добру?..
Лелька писала:
«Если ты сумеешь приехать с Липатовым, тебя встретят хорошо. Соню угнали за тридцать километров с Сысоевым, все остальные поминают тебя добром и жалеют. Приезжай, Никитушка, а то до зимы не увидимся, меня не отпустили, да и дело не бросишь Ц. т. м. р.
Он понял значение букв и понял подпись. Лучик — так он ее назвал в ту единственную ночь.
— Иван Михайлович, я поеду с вами на воскресенье, — сказал он громко, чтоб услыхали родители.
Мать страдальчески улыбалась — и возражать нечего, и страшно: только-только наладился Никитка… Куда она повернет его, та девушка?
— Может, и мне поехать, повидать Аннушку? — вслух подумала Катерина, а глазами сказала Кузьминишне: «Поеду, присмотрюсь, моему глазу верить можно».
С тех пор как старики узнали, что она ждет ребенка, не было для них человека желанней и любимей — за Катериной ухаживали, ее мнение было решающим во всех семейных делах.
— И я поеду! — заявил Кузька.
— И я, — прошептала Галинка, сама не веря, что это возможно.
Липатов готов был согласиться, но тут все смешалось, и сама поездка отодвинулась далеко-далеко.
В раскрытой калитке остановился Саша Мордвинов.
— Китаев отказал, — сквозь зубы произнес он. — Палька помчался в институт, но совершенно зря.
Перешагнул лужу, бросил на ходу Липатову:
— Вернется Светов, будем решать.
И пошел с Любой на веранду.
В саду наступило молчание, прерываемое бормотанием Липатова:
— Ну, Китаеву это еще аукнется! Говорят: коли ты тово, так и я тово, а коли ты не тово, так и я не тово…
Тяжело вздыхая, Кузьминишна поглядывала на веранду, где шел очень значительный разговор. Теперь, когда с Никиткой все решилось, сердце Кузьминишны могло вместить и горе дочери, — а горе было, горе и стыд. Шутка сказать, жених свадьбу откладывает, и все из-за этой печки. Хорошее дело — ничего не скажешь. Да только сбыточное ли?
Странно, на веранде горевал Саша, а Люба в чем-то горячо и даже с улыбкой убеждала его. Потом Саша зарылся лицом в ее ладони, забыв о том, что из сада все видно.
— Пойдемте подразберемся там, — смутившись, сказал Липатов, и все потянулись за ним в сарай.
Через минуту зазвенели удары молотка — Никита выпрямлял проволоку. Галя и Кузька приспособились держать ее, чтобы Никите было удобней.
— Дядя Никита, что же теперь будет? — шепотом спросила Галя.
Ничего толком не понимая, она испугалась, что из-за непонятного отказа Китаева — болтливого старичка, которого мама за глаза называла «занудой», — вдруг прекратятся чудесные занятия в сарае.
— Что нужно, то и будет, — неохотно ответил Никита.
— А дядя Саша уедет?
— Не знаю, Галя. Откуда мне знать? Я бы не уехал.
Тут озлился Кузька. Никите хорошо рассуждать — «я бы…» Что такое Никита? А Саша — ученый. Его приняли к самому главному академику. Не явится в срок — возьмут другого.
— Конечно, поедет! — выкрикнул он, ожесточенно стукнув молотком по неподдающейся извилине проволоки. — Неужели работу терять? У него и права нет остаться, раз не позволили.
Липатов, вздохнув, поддержал Кузьку, как равного в разговоре, — да, такое место Саше второй раз не представится.
— И Люба уже документы послала в московский институт, — напомнила Кузьминишна.
— Да что, свет клином сошелся на вашем Китаеве? — сказал Кузьма Иванович. — Старая перечница он, хоть и профессор! Ты бы зашел, Иван Михайлович, к преемничку своему — неужто не уважит?
Липатов поморщился. Когда уходил из института на шахту, сам предлагал Алферова на свое место — секретарем парторганизации. А вот ведь что получилось!
— Алферов там… — невнятно пробормотал он — и вдруг оживился, засмеялся. — Ну, я к нему ключ подберу. Когда у нас городской актив? Во вторник? Я ему там подсироплю!
На веранде до чего-то договорились. Оба встали, подержались за руки, потом Люба пошла ставить самовар, а Саша сбежал с крыльца и остановился в дверях сарая.