— Мальчики, воды больше не надо, а вы, тем временем, натаскайте хворосту побольше. Будем перед пещерой костёр жечь.
— Это мы можем.
Хворосту натаскали огромную кучу, и вскоре перед входом в Каменную Дачу заполыхал костёр.
— Манир, — предложила Матева, поглядел бы ты, что там наш приятель поделывает. Только руками не касайся и кочергой не бей. Может, в нём ещё сила осталась, так он тебе сдачи даст.
Манир замотал лицо мокрой тряпкой и вошёл в пещеру. Зацепил лежащего багром и поволок наружу.
Костёр уже прогорел, оставалась куча не погасших углей. Туда Манир и определил клопа.
Затрещала, сворачиваясь кольцами, щетина. Конечности, что задние, что передние изогнулись под нелепыми углами. Позади ног у клопа обнаружилось дряблое брюхо. Когда оно попало на костёр, оттуда одно за другим начали вываливаться большие белые яйца. Они падали на угли и с громким треском лопались.
Теперь Маниру стало понятно, почему клоп испытывал такую ненависть к чужим яйцам.
Манир вернулся в гнездо, оглядел пол и стены. Нашёл три кладки клопиных яиц. Ножом выковырял их, поднял с пола измазанную кошёлку и свалил туда все яйца. Вышел на воздух, швырнул кошёлку со всем содержимым в самый жар. Жалко, конечно, хорошая была вещь, удобная. Но ведь её не отполощешь, от неё вечно вонять будет.
Ничего, вернутся хозяйкам их умения, можно будет заказать новую кошёлку, такую же холщовую, что и прежняя.
— Прогорят угли, — сказала Матева, — пойдём потихоньку к дому.
— Там кто-то бежит, — словно отвечая, сказал Манир.
— Так это сын Левана, — ответил кто-то из близнецов. — Сам Леван ногу сломал, ни летать не может, ни бегать. А сынишка его, вон как носится. Большой парень уже, скоро имя получит.
Дети волшебников собственных имён не имели. Пока их врождённые свойства не оформлены, их звали по родительским именам: сын или дочь такого-то, или такой-то.
Сын Левана уже подбежал близко.
— Получилось! — орал он. — Вернулась магия!
— Мы так и догадывались, — поддакнула Матева.
— Вечером в селении праздник назначен. Танцы будут. Отцу ногу срастят, так он на танцы собирается. Слышите, музыка играет?
— Не-а, — ответил Манир. — Не слышу. У меня неважно со слухом.
— Ничего, сходишь к лекаркам, они тебе уши прочистят. А вон Грессий салют готовит…
Это Манир видел прекрасно. По небу одна за другой прошла карминовая полоса, за ней смарагдовая, следом золотистая. Грессий старался вовсю, салют обещал быть великолепным. Не верилось, что ещё недавно Грессий сидел, уставившись себе в колени.
— Ракама, — продолжал гонец, — небывалое угощение готовит. Со всего села к ней скатёрки стаскивают. Народу созывает — тьму. Тебя особо приглашала. Придёшь?
— Приду, — сказал Манир. — Я, конечно, инакий, но приду непременно.
— Да какой ты инакий? Ты самый что ни на есть свойский.