Я потянулся к занавеске, и тут же меня будто ударили: наша калитка, обычно закрытая на крючок, была распахнута. Я не заметил этого сразу, потому что наивно выискивал что-то жуткое по ту сторону забора.
— Ты видела, кто зашёл? — шепнул я.
Занавеска дрожала вместе с моей рукой. С улицы доносились чьи-то шаги.
— Иди сюда! — тихо позвала бабушка.
Я повернулся к ней, и тут же окно за моей спиной лопнуло. Осколки, точно брызги, полетели в меня. Деревянная рама с хрустом переломилась, и в комнату стал забираться полусгнивший упырь, одетый в чёрный костюм. Его нижняя челюсть отвисла, обнажив зубы. И омерзительное лицо, вымазанное в грязи, приблизилось ко мне.
Ещё миг, и он бы меня укусил. Но бабушка подоспела на помощь.
Дедовским молотком она несколько раз огрела упыря по серому черепу. Тот с тошнотворным звуком треснул, и тварь отступила.
Придя в себя, я закричал и что было силы заколотил урода кулаками по лицу. Но бабушка оттащила меня.
— Не надо, милый, не надо! — голосила она. — Ничего не поможет! Пойдём быстрее, давай, на чердак надо.
Старушка крепко сжала моё запястье и потащила меня в сени.
У окна тем временем появился ещё один упырь, и я сразу узнал в нём недавно умершего соседа, безрукого инвалида. И только это увечье не позволило ему забраться в дом. Однако он не сдался и громко завопил. Никогда не забуду этот надсадный загробный вопль…
Бабушка дёрнулась, и на её глазах заблестели слёзы.
— Ох, где же дед твой есть… — хныкала она. — Лезь за ради бога, быстрее!
Мои ладони потели и скользили, а ноги стали ватными и неуклюжими. Чуть не сорвавшись с приставной лестницы, я забрался на чердак и протянул бабушке руку. Но старушка медлила, ждала, что вот-вот придёт дед, но тот всё никак не возвращался.
Из комнаты донёсся грохот: разбилось второе окно. И спустя мгновение в сени ворвался двухметровый бугай Марат, комбайнёр, захороненный в начале лета. Его пожелтевшая кожа омерзительно вздулась, и он стал выглядеть ещё больше, чем при жизни. Лицо сохранилось, хоть и покрылось коричневыми пятнами, а один глаз выпал и при каждом шаге нелепо качался, как бубенчик у детской шапочки.
Бабушка испуганно охнула, схватилась за лестницу и рывком повалила её на пол. Секунда, и Марат бросился к моей старушке, вцепился в неё обеими руками и с ужасным воем и пугающей лёгкостью принялся рвать бабушку на части.
Я кричал так, что заболело горло. Не хватит слов, чтобы описать то отчаяние, с котором мне пришлось захлопывать люк на чердак и заваливать его разным тяжёлым барахлом.
А Марат всё выл и разбрасывал по сеням кровавые ошмётки. Я не видел этого кошмара, но навеки запомнил те хлюпающие звуки, с которыми куски плоти шлёпались о стену.
Слёзы застилали глаза, я не успевал даже утирать их, лицо и руки были мокрыми, а в голове стучало.
Дом оказался захвачен восставшими из могил тварями. Выход был только один – выбивать заколоченную дверцу на чердаке. Я треснул ногой по доскам, те поддались.
В то же время ко мне начали ломиться. Комбайнёр Марат ударял по люку снизу, просовывал толстую руку в щель и четырьмя оставшимися пальцами старался отбросить мешающий ему хлам.
В спешке я схватил вилы и безжалостно всадил острые зубцы в кисть упырю. Тот выл, но не сдавался. Сопротивляться было глупо и бессмысленно. Я рванул к распахнутой дверце и спрыгнул. Приземлившись, к счастью, ничего не сломал, отделавшись разбитой коленкой.
С окровавленной ногой я нёсся по огородам к дому Кешу. Но внезапно друг выскочил мне навстречу. Он выглядел очень потрёпанным: лицо было разодрано, а левое ухо сильно изуродовано.
— Они маму сгрызли, Макс! — взвизгнул он и тут же умолк.
Огромными испуганными глазами он смотрел за моё плечо.
Страх засел у меня в груди. Я обернулся и увидел, как по огороду, нелепо задирая ноги, мчится безрукий упырь.
Кеша стиснул зубы и, нашёптывая что-то, стал набирать в охапку твёрдые комья земли. А я тогда сильно пожалел, что не прихватил с собой вилы с чердака.
Выждав, Кеша замахнулся и запулил первый снаряд, тот угодил покойнику в лоб.
По ушам нам ударил противный писк. Мы с Кешей переглянулись. Оба знали, что на эти звуки могут сбежаться и другие упыри.
Не сговариваясь, мы набросились на мертвеца и повалили его на лопатки. Кеша набил ему рот землёй, а я следом, обезумев от ярости, принялся беспощадно колотить монстра ногой по голове. Жгучая ненависть охватила мою душу. Я втаптывал ужасное порождение чёрного колдовства обратно в землю и не мог думать ни о чём, кроме мести.
Кеша запаниковал и схватил меня за руку, сказал, что нужно бежать.