– Солнценосный ягуар!
– Вечно незатухающее светило!
Так-так… Куатемок ухмыльнулся – солнценосный ягуар, значит?
– Ну что, бездельники, опухли тут без меня?
Слуги и служанки без слов бухнулись на колени. Надо сказать – почтительно, но и без особого страха. Один ушлый толстяк в длинном плаще – скорее всего, мажордом или как он тут назывался – поднялся на ноги первым:
– О, мы так рады, так рады! Кечуак сказал: охота оказалась успешной.
Кечуак? Наверное, этот тот «воин-ягуар». Главный.
– Что, Кечуак уже явился?
– Да, господин. Только что. Прикажешь уже жарить дичь для вечернего пира?
«Жарить дичь для вечернего пира» – какие замечательные слова! Нет, ну право же, замечательные.
Куатемок сейчас чувствовал себя каким-нибудь тургеневско-лесковским помещиком, этаким русским барином, вернувшимся с охоты и милостиво тискающим красивых крепостных девок. Некрасивых, впрочем, тоже… Кстати, о девках… Одна, та, что стояла у самой клумбы, выглядела очень даже ничего. Стройненькая, симпатичная… Пусть даже и с маленькой грудью… Да и худая… Да-да, худая – но это в ней и нравилось.
– Что встали? – Толстяк-мажордом обернулся на слуг. – Ведите господина в дом – переодеться к приему.
Ага… значит, тут уже обо всем знают. О том, что… ну, о приеме у царя-батюшки… сиречь – у тлатоани.
Комната как комната, вернее, небольшая зала. Полутемная, без окон – свет попадал через распахнутые двери, на которых не было никаких запоров, – с расписанными яркими и чрезвычайно красивыми картинами стенами, она, судя по этим картинам и наличию мебели – небольших деревянных стульчиков без ножек и низеньких резных столиков, – играла роль приемной. Такие стульчики, как помнил Куатемок еще из прошлой своей жизни, назывались икпалли, производились в городке Куатитлан и всегда составляли предмет хозяйской гордости и жгучей зависти соседей.
Вдоль стен располагались широкие плетеные сундуки для одежды и ширмы, позволяющие по мере надобности разгородить залу на несколько интимных уголков. Сквозь дверной проем виднелась примыкающая комната, тоже богато украшенная, с возвышением посередине в виде деревянной рамы с циновками, заменявшем богатым людям кровати (бедняки спали просто на полу).
С порога осмотрев обстановку, Куатемок нерешительно остановился.
– О, мой господин, – заглянул через плечо толстяк-мажордом. – Желаешь, чтобы на переодевании присутствовали все? Или, как обычно, только служанки?
– Только служанки, – поспешно кивнул молодой человек, гадая: а будет ли среди них та, стройненькая? Впрочем, наверное, ее можно было бы просто позвать… только вот узнать имя.
О, они влетели целой стайкой, веселой, щебечущей, нарядной… Тут же притихшей перед всей важностью момента… Правда, иногда кое-кто подхихикивал, смеялся. Часть служанок тут же бросилась к сундукам, остальные расставили ширму, а две девушки в длинных расписных юбках притащили зеркало – большое, серебряное…
Куатемок только глянул – и ахнул! Там, в полумраке храма, он не смог рассмотреть все как следует, но вот здесь… На него смотрел Асотль! Не тот тридцатилетний тлатоани, успешный правитель и отец четверых детей, а молоденький юноша с приятным лицом и большими бархатно-карими глазами. Черты лица оказались очень знакомы… Асотль!!! Явный Асотль… впрочем, что в том удивительного, ведь Куатемок – его прапрапра… правнук.
Служанки между тем развязали его плащ – ацтеки не знали застежек, пуговиц или, там, фибул, – хотя Асотль их когда-то учил, но, как видно, с течением времени все забылось… как и более важное – учение о цветочных жертвах!
Мальчик! Как есть мальчик!
Куатемок не знал сейчас, радоваться ему или, наоборот, кручиниться. С одной стороны, конечно, хорошо, что он не оказался в теле какого-нибудь дряхлого старика, но с другой… Насколько он помнил, в ацтекском обществе даже дети знати не наследовали абсолютно все, а должны были своего положения добиваться. Судя по прическе – темным, ниспадающим на плечи, локонам и отсутствия длинной пряди на затылке, – Куатемок уже кое-чего добился лично: взял одного или даже четырех пленников… Ой, ну конечно, взял – ведь кем же тогда были все эти тлашкаланцы, ныне составившие личную гвардию?
Да, кое-чего этот мальчик Куатемок все же достиг. Однако неверно было бы думать, что все сановники его уважали, скорее наоборот, именно из-за юности. И наверняка старались подчинить своему влиянию.
– Вот, господин!
Полуголые девушки, одна красивее другой, выстроились перед молодым человеком с предметами одежды в руках. Тут были и туники из тончайшего хлопка, и расшитые набедренные повязки – мацтлаль, и длинные передники, и что-то типа юбки, и, конечно, тильматли – разноцветные плащи с вышивкой и мозаикой из птичьих перьев. Ну, еще и золотые подвески, браслеты, ожерелья из драгоценных камней и прочее.