Анархия – это не оболочка, которая зачем-то должна иметь импазантный вид. Это сердцевина, стержень, на который операется воля человека, из чего рождается перспектива.
Рушить, не осознавая все до конца, нелепо.
В этом нам никогда не превзойти природу, которая рушит, создавая нам условия для изменения мира.
Разрушение – универсальный способ творения. Природа рушит, чтобы мы имели возможность творить. Природа – крестная мать анархии.
Глупцы те, кто пытается подчинить природу своему эгоизму, подчинить личность бумажке, Бога – церкви. Единственное, что во все времена выходило из этого – это революция.
Но анархия – бесполезное для тебя слово, если ты считаешь себя маленьким человеком в большом мире. Если так!
Если ты считаешь, что милиция защищает граждан от преступников, то ты пассивное существо. Мусора играют роль инструмента в мнимой борьбе добра против зла. От того что у публики есть вера в эту иллюзию, существует власть. Существует только за счет убеждения в этом людей.
Индекс анархистской субкультуры в том, чтобы уметь добыть нужные знания и правильно их применить, и так делать постоянно. Быть интеллектуально и нравственно выше чем общество, уметь позаботиться о близком тебе человеке лучше, чем он сможет это без тебя. Уметь позаботиться о будущем культуры, в которой молодежь сама о себе позаботиться не в состоянии. Социум, в который попадают поколения, рождающиеся после перестройки, трещит по швам. Анархия в том, чтобы не дать этому произойти на самом деле, а узурпировать собственную некомпетентность, которая допускает утечку кислорода с Земли и затевает недетерминированные военные конфликты.
Современный анархист знает толк в Законе мироздания и ему плевать на законы, писанные властью. Анархия есть Закон вселенной.
Энтропия – контролируемый беспорядок.
Законы подписываются для проверки реакции на них общества.
Но законы не придумываются. Они заимствуются у истории. А сталинские репрессии как ни что другое лучше напоминают эффект домино.
Анархия, как золотое руно, из которого соткано поведение, нужна, чтобы укрыть Землю, уже неестественно израненную людьми.
Власть у человечества. Ему не хватает урегулирования в себе индивидуальности каждого отдельного человека, поэтому «смотрящим» легче делить нас по цветам и предпочтениям.
Ватникам безразлично будущее, раз они готовы убивать за цвет одежды или акцент, за веру, которая с их точек зрения считается неправильной.
Родителей не выбирают, так почему мы решили что с Богом это прокатит?
Для некоторых Бог – это как дед мороз. У кого под елкой подарки не появляются, тот не верит, что Он есть. Но Господь предусмотрел то, что Его будут тут и там отрицать. Предмет или субъект обсуждения, как бы о нем не отзывались, так или иначе получает энергию внимания, так что гражданам атеистам придется еще не единожды подумать что они говорят или думают.
Но ведь и в молчании предстает голос Бога, так что избежать выбора – значит самого себя наградить размышлениями о Предвечном.
Тексты, книги, высказывания, имеющие целью направленную вражду одних людей против других путем пропаганды, называются суррогатной верой. За ней стоит тирания и порожденный у верхушки ее власти культ. Творец – доформенная реальность, Сверхсущность, породившая все и вся одной лишь проекцией Своей мысли. Предметы же, созданные Им из того же материала что и Вселенная, то есть из божественного света, не могут ни вместить в себе Его, ни отобразить, тем более уплотненные до физического состояния. Мы сами придаем предметам метафизическую значимость, делая из них идолов и культы, поступая тем самым очень нехорошо.
Принеси гедонизм в жертву милосердию, и ты почувствуешь как Дух резонирует в тебе.
Снова Матвей вышел от Марка в позднее время. «22:42». Очень поздно, чтобы возвращаться в общагу на метро.
На улице было довольно прохладно, даже при учете урбанизированного острова тепла, когда температура из-за теплоотдачи зданий в городе на несколько градусов выше. Все равно, пока пацан преодолеет всю харьковскую метрику городских кварталов, города на семи холмах, он околеет. Не по нутру ему в этот раз городская робинзонада, так что есть вариант вернуться. Конечно, ему не околеть так как однажды, когда он после бокса бежал в легких джинсах и мастерке, в половину двенадцатого вечера, через весь город, пока на улице температура опустилась до без малого минус тридцать... Он тогда пришел в общагу, сел у обогревателя и целый час обнимал его ногами, чтобы шары оттаили.