Меня от этого всего воротит, вот я и хочу измениться.
Хочу дать что-то миру, а не взять от него все что можно и чего нельзя.
Марк остановил его.
— Дело в том что они поступают сообразно своему возрасту, а значит поступают верно, в то время как ты ведешь войну, ну или пытаешься вести ее, против собственной природы. Это приводит организм и сознание в разбалансировку. Лучшие годы жизни потратить не на то – это как уйти с обещающей быть лучшей в жизни вечеринки в самом ее начале, предпочесть заняться теорией винтовых струй. К двадцати пяти годам, когда молодому человеку надоедает эдакая аскеза, у него вступает в активность нереализованный половой потенциал и он вместо сообразного своему возрасту поведения становится похожим на школьника или первокурсника, похотливого, разнузданного, думающего не о том, не боящегося завести знакомство с представительницей противоположного пола, но с лихвой неосторожно.
Лучше всего в этом случае следовать примеру моногамии – никогда не менять полового партнера, сколько бы лет тебе не стукнуло. Так ты и образ жизни ведешь соразмерный и не даешь шансов венерологам заработать на тебе.
Это когда жена беременная, ты можешь сходить налево пару-тройку раз, но без свидетелей.
Девушка есть у тебя?
— Мне ничего не стоит завести отношения.
— Это тебе так кажется. Сейчас по крайней мере.
А что бы ты выбрал, предположим, в жизни: счастье или знание истины?
Матвей почесал макушку.
— Над этим надо подумать.
— Верняк. Над этим нужно долго думать, ибо ставишь на кон свою жизнь. Если ошибешься в выборе, то потеряешь годы.
Для этого нужна сильная воля, чтобы студенческие годы, которые слывут лучшими в жизни, потратить на поиск источника вечного невербализуемого наслаждения и вдохновения.
Потом, когда найдешь – разочаруешься в нем, вот увидишь.
Будь готов.
— А ты как проводил подростковые и студенческие годы?
Марк потупил сначала взгляд.
— Рассказать?
В мои шестнадцать лет угрозыск имел на меня два предупреждения, после которых третье могло бы стать уже чем-то привычным, даже если оно и потянуло бы на на пару лет заключения и последующую сломанную жизнь. Однако к восемнадцати годам у нас с корешами на счету была внушительная цифра в двадцать угонов. К ним еще одна: около сотни испорченных скверными надписями стен в общественных местах, а еще пять или шесть вскрытых не очень дорогих магазинов. Узнай кто-нибудь, что все это дело рук нашей «банды», главарем и основателем которой можно считать меня, светила бы мне тогда двадцатка лет и уж точно никакого будущего по освобождению.
Казалось, я ходил на волосок от пропасти, разными чудесными способами уклонялся от тюрьмы или смерти, а тюрьма для меня ассоциировалась со смертью, так как своим характером я непременно нажил бы там себе неприятностей. В бутырке меня бы вряд ли опустили или запарафинили, а на блатного я тогда не тянул, даже по фене не ботал. Смерть считается лишь трагическим сном, который в бессчетное число раз лучше сломанной личности. Некто случай будто вел меня по пути обманов и глупостей, будто заставляя мою ленивую натуру прорабатывать карму, тем самым удостаивая чести избегать еще больших обманов и фатальных поступков. Лень и в правду была тогда моим вторым существом – ибо досталась от отца, а посему я начинал ненавидеть свою генетику и всяко пытаться ее переменить. Это осознание пришло ко мне в голову, когда я понял, что некий соглядатай, невидимый и неслышимый для людей, охраняет меня. Скрывает от меня подлинную красоту мира, мудрость современной мысли, оберегает от связей с девушками, ради которых я был готов тогда пожертвовать свободой и рискнуть жизнью. Прячет от меня деньги, разбросанные по улицам, идеи, которые можно было бы воплотить в жизнь, пока молодой. Будто заставляет меня переживать одинокую старость, которая неуклонно настигает каждого, как будто до нее я однозначно не дотяну, а опыт зачем-то необходим.
Что-ж.
Парни проходили рядом со вторым корпусом ХНУСА. Занятия еще шли, а сейчас как раз шел большой кофе-брейк. У Матвея пар сегодня не было.
Марк предложил:
— Давай зайдем до моего знакомого. Мне этот препод очень помогал в одно время, пока его не сократили за абиссинские налоги.