Она пикнула кнопочкой на радиотрубке и воткнула её в базу.
— Чего к нам? Кофе будешь? — выпалила на кураже Марина Леонидовна сразу несколько вопросов. — Нет, представляешь, спрашивает, не замужем ли она!
— Кто? — спросил Платонов, встав с дивана и подойдя к столу в углу ординаторской, где стояли микроволновка и поттер.
— Кравец, — Шубина села в кресло, откинулась в нём и повернулась так, чтобы видеть Виктора. — Она что, на работу её не собеседовала? Всё должна знать! Не сказал, зачем пришёл, Платонов.
От такой взрывной тирады Виктор чуть не насыпал ложку сахара мимо чашки.
— Да я, собственно… — начал было он, но она перебила его.
— Вот сколько у вас пациентов?
Виктор на секунду задумался, а потом ответил:
— Двадцать один.
— Вот. Вот, черт бы вас там, в ожогах, побрал! Как вас Балашов называет — «Кафедра сгоревшей кожи»? Двадцать один человек на трёх докторов!..
— Не забывай, мы ещё и в отпуск ходим, — уточнил Платонов, подставив чашку под краник поттера и надавил большую кнопку.
— А мы, похоже, на работе помрём, — скептически сказала Шубина, надув губы. — Не дождавшись отпусков. Семьдесят пять человек на шестерых. Пневмонии, кризы, инфаркты. Кафедра гериатрии, а не больница. А мы ведь, как нам постоянно напоминают — высокотехнологичная клиника с грандиозными планами! Одной рукой нам эти планы выписывают, а другой крылья подрезают! — и она указала пальцем в потолок, хотя Платонов понимал, что ткнуть им стоило бы вниз, на первый этаж, где был административный блок. — Дежурный терапевт знаешь, что по ночам делает, когда он в приёмном не занят?
— Чем? — Виктор аккуратно размешал ложечкой сахар. Ему казалось, что если он хотя бы раз звякнет ей о стенки чашки, то гнев Шубиной тут же падёт и на него.
— Сумасшедших по коридорам ловит, — развела руками Марина Леонидовна. — Потому что уровень энцефалопатии в нашем отделении превышает таковой в городской психиатрической больнице! Если за ночь меньше трёх мочевых катетеров выдрали — считай, лёгкое дежурство. Ты загляни сюда среди ночи, удивишься!
«Чуть не заглянул, — едва не ответил Платонов. — Так что удивляться не пришлось пока…»
— Ладно, зачем пожаловал? — Шубина отмахнулась от назойливых мыслей о бардаке в терапии. — Опять посмотреть кого-то надо?
Виктор пожал плечами. Смотреть у них в отделении — по крайней мере, среди его больных — пока было некого.
— А чего тогда?
— Да у нас тут ночью сегодня…
— Наслышана, как же, — Марина Леонидовна встала, открыла оконную раму. — Ты ничего не видел, — сказала она, не оборачиваясь, достала из кармана халата пачку сигарет и закурила. — Весело у вас было. Полиция, идиот какой-то… Кравец, чувствую, баба со стержнем. Чувствую, сработаемся. Если стержень не погнётся.
Виктор согласился с Шубиной — это и впрямь было очень точное определение Полины Аркадьевны. То, как она быстро и безоговорочно приняла решение о госпитализации Беляковой, доверяя дежурному хирургу, напомнило ему лучшие годы армейской медицины.
— … Так ты к Полине, что ли? — взглянула на Виктора Марина Леонидовна, выпустив струю дыма в окно. — Она по палатам где-то. Я её домой отправить хотела, а она ни в какую. Я ж говорю — стержень. Ждать будешь?
Платонов посмотрел на часы и вдруг понял, что хотел бы дождаться Полину.
«Полину, — сказал он сам себе. — То есть у тебя в сознании уже произошло переосмысление. Она перестала быть Полиной Аркадьевной…»
— Подожду, — ответил Виктор, вернувшись с чашкой кофе на диван. — По прошедшему дежурству надо один вопрос утрясти. Надеюсь, не сильно мешаю.
— Мешаешь, конечно, — нахмурилась Шубина. — Я теперь буду постоянно думать, тем ли боком я к тебе повернулась и что у меня с причёской. Хотя к чёрту причёску. Такой ветер на улице — тут уж не до красоты. Ладно, ты сиди, я по своим старикам пройдусь.
Она щелчком отправила окурок в путешествие по волнам осеннего ветра, закрыла окно, взяла со стола фонендоскоп, на секунду замерла у двери, что-то прошептала себе под нос и решительно вышла в коридор.
Платонов, оставшись один, взял на диване пульт от телевизора, дощёлкал до канала «Матч» и сделал погромче. Кофе не особо помогал; под какую-то аналитическую передачу, посвящённую нашему футболу, Виктора стало клонить в сон. Боясь опрокинуть горячий напиток, он отставил чашку на стол рядом с диваном и позволил себе задремать.