— Похоже, у тебя появился почитатель. — Он отчаянно попытался спасти положение.
Казалось, Габриэль его слышала.
— Все купил один человек? — спросила она.
— Да, так и есть, — ответил Бертран.
Он сиял и потирал руки.
Посетители выставки снова начали тихонько переговариваться, и лишь один американец громко сказал:
— Господи, это же просто смешно.
— Но кто? — недоуменно спросила Габриэль.
— К сожалению, я не могу вам сказать. — Бертран посмотрел на Хоффмана. — Могу лишь назвать его: «анонимный коллекционер».
Габриэль повернулась к Хоффману. Она сглотнула.
— Это ты? — едва слышно спросила она.
— Конечно, нет.
— Если это ты…
— Нет, не я.
Дверь распахнулась, зазвенел колокольчик, и Хоффман оглянулся через плечо. Люди начали расходиться; Уолтон оказался в первой волне, он уже застегивал куртку, чтобы защититься от холодного ветра. Бертран понял, что происходит, и сделал незаметный знак официанткам, чтобы они перестали разносить шампанское. Вечеринка потеряла смысл, и никто не хотел остаться последним. Две женщины подошли к Габриэль и поблагодарили ее, и ей пришлось сделать вид, что их поздравления были искренними.
— Я бы и сама что-нибудь купила, — сказала одна из них, — но у меня не было ни единого шанса.
— Это поразительно.
— Никогда не видела ничего подобного.
— Вы ведь сделаете что-нибудь еще, дорогая?
— Я обещаю.
— Ради бога, скажите ей, что это не я, — обратился Хоффман к Бертрану, когда все ушли.
— Я не могу сказать, кто это сделал, потому что и сам не знаю. Все предельно просто. — Бертран развел руки в стороны. Он явно наслаждался происходящим: тайна, деньги, необходимость соблюдать конфиденциальность; его тело надувалось под дорогим черным шелком. — Мой банк только что прислал сообщение по электронной почте, в котором говорится о переводе денег на покупку экспонатов выставки. Должен признать, что меня поразила сумма. Но после того как я взял калькулятор и сложил стоимость всех экспонатов, то обнаружил, что она составляет сто девяносто две тысячи франков. Именно столько переведено на счет галереи.
— Электронный перевод? — уточнил Хоффман.
— Именно так.
— Я хочу, чтобы вы их вернули, — сказала Габриэль. — Мне не нравится, когда к моим работам так относятся.
Большой нигериец в национальных одеждах — тяжелая вязаная черная с желтым тога и шляпа в тон — взмахнул розовыми ладонями в сторону Габриэль. Это был еще один из протеже Бертрана, Ннека Особа, который специализировался на производстве племенных масок из обломков западной индустриальной цивилизации в знак протеста против империализма.
— Прощай, Габриэль! — закричал он. — Хорошая работа.
— Прощай! — крикнула она в ответ, с трудом выдавив улыбку. — Спасибо, что пришел.
Дверь снова мелодично звякнула. Бертран улыбнулся.
— Дорогая Габриэль, мне кажется, вы не понимаете. Совершена законная сделка. На аукционе, как только молоток опускается, лот считается проданным. Аналогично в галерее. Когда экспонат куплен, его уже нет. Если вы не хотите продавать, не выставляйте свои работы.
— Я заплачу вам вдвойне, — в отчаянии сказал Александр. — Вы получаете комиссию в пятьдесят процентов; считайте, что вы только что заработали сто тысяч франков — верно? Готов перевести на ваш счет двести тысяч, чтобы вы вернули работы Габриэль.
— Алекс, прекрати, — вмешалась жена.
— Это невозможно.
— Хорошо, я еще раз удвою сумму. Четыреста тысяч.
Бертран раскачивался в своих легких обтягивающих туфлях, этика и жадность вели неравный бой на просторах его лица.
— Ну я не знаю, что сказать…
— Перестань! — закричала Габриэль. — Перестань немедленно, Алекс. Вы оба. Я не в силах вас слушать.
— Габи…
Но она увернулась от протянутых рук мужа и метнулась к двери, расталкивая последних гостей. Хоффман устремился за ней, стараясь не отставать. У него возникло ощущение, что он попал в кошмар, так успешно Габриэль ускользала от него. В какой-то момент кончики его пальцев коснулись ее спины. Он выскочил на улицу, но только после дюжины шагов сумел схватить жену за локоть. Потянул ее к себе, и они остановились в дверном проеме.