Практичная Эстер исчезла в тот момент, когда наткнулась на него в магазине; теперь у него на коленях, тая в его умелых руках, сидела женщина, которая отказывалась быть похороненной вновь. Она трепетала от прикосновения его губ к своей шее и от того, как его золотистые руки скользили по ее бедрам. Эстер хотелось, чтобы он прикасался к ней везде, и ей хотелось отвечать ему взаимностью. Она позволила его страсти разжечь ее собственную. Его руки и плечи были сильными и упругими под ее медленно блуждающими ладонями. Когда он начал расстегивать пуговицы на ее высоком воротничке, она не протестовала. Когда было расстегнуто еще больше пуговиц и его губы начали быстро скользить по обнаженной коже ее шеи, она откинула голову на его сильную руку, поддерживающую ее, и застонала.
Жар наполнил ее, заставив затрепетать. Он с обожанием провел пальцем по двум вершинкам ее грудей, затем прижался губами к шелковистым вершинкам. Ее соски уже молили о пощаде, предвкушая его смелые ласки, и он не заставил ее ждать. Он спустил вниз ее простую муслиновую сорочку, затем медленно, с наслаждением коснулся каждого темного бутона. Из ее горла вырвался стон. Ее тело выгнулось в ответ. Его руки томно блуждали по ее бедрам, и они были горячими, как огонь.
Гален не торопился. Ее вкус разжигал в нем возбуждение, требовавшее от него взять все, что она могла предложить. Ее груди были такими спелыми, такими пышными, что потребовалась бы целая армия, чтобы заставить его отказаться от их темной сладости. Запах ванили, исходивший от ее теплой кожи, наполнил его ноздри и одурманил чувства, как хороший коньяк. К черту временные ограничения; она была слишком хороша, чтобы позволить ей уйти.
Но он знал, что должен отвезти ее обратно, и, как человек с большим опытом, он должен был остановить все это.
Он прижался губами к ее губам и неохотно произнес:
— Ты опоздаешь, дорогая…
Она провела кончиком языка по его приоткрытым губам и прошептала:
— Мне все равно…
Он тихо усмехнулся. Снова поцеловав ее, он ответил:
— А будет не все равно, когда тебе придется пройти пешком тридцать миль до дома.
Она коснулась губами его уха.
— Ты бы отвез меня домой.
— Я бы отвез, но, скорее всего не домой…
Провокационная игра слов взбудоражила ее.
— Ты слишком соблазнителен… и чертовски красив для своего же блага, Гален Вашон.
— А ты слишком красива и пышнотела для своего, Эстер Уайатт…
Он медленно провел пальцем по ее влажным от поцелуев соскам, и ее веки медленно опустились.
— Выходи за меня замуж, и у нас будут прекрасные дети.
Она хотела рассмеяться, но жар, поднимавшийся от его умелых прикосновений, пересилил все.
Он наклонился и нежно прикусил оба соска.
— Ты никогда не выйдешь из этой кареты, если не застегнешь платье…
Интенсивность его прикосновений возросла, и она застонала от удовольствия.
— Ты должен остановиться, Гален…
— Я знаю…
Но он этого не сделал, и на какое-то время Эстер замерла, когда его руки скользнули ей под платье.
Она выгнулась навстречу теплу его ладоней. Он поцеловал ее в губы.
— Это для того, чтобы я приснился тебе сегодня ночью…
Ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы довести ее до пика, и когда он это сделал, она приглушила свой дрожащий крик, уткнувшись в его плечо, которое было таким надежным.
В наступившей тишине Эстер открыла глаза и встретилась с его веселым взглядом. Он спросил:
— Ну, теперь ты готова
Она ответила мягко и дерзко:
— Я готова, но для чего, вот в чем вопрос?
Он ухмыльнулся.
— Соблазнительница. Давай-ка приведем тебя в порядок, иначе ты опоздаешь.
Эстер позволила ему поправить на ней одежду, но поцелуи продолжились.
Когда она была снова прилично одета, Гален велел кучеру разворачиваться и ехать обратно в центр города. В нескольких кварталах от места встречи с Гейл карета остановилась. Внутри Эстер и Гален обменялись коротким, но страстным поцелуем на прощание, после чего она оставила его, чтобы встретиться с Гейл.
Когда Гейл спросила Эстер, почему у нее нет с собой покупок, та отмахнулась, сказав, что не нашла ничего.
Тем вечером, оставшись одна в своей комнате, Эстер вздохнула, вспоминая события прошедшего дня. Она поняла, что, поддаваясь его поцелуям, она только открывала себя для неминуемого горя. Гален заставил ее тело петь, как птицу, и заставил ее забыть о том, кто она такая и кто он. Но здесь, в тишине своей комнаты, ей пришлось встретиться лицом к лицу с реальностью. У отношений с ним не было будущего, и у нее не было желания влюбляться в него. Но было слишком поздно что-либо менять, потому что в глубине души она знала, что уже любит его. Страх перед этим чувством заставил ее вспомнить об отце. Она не хотела быть во власти любви. Она не хотела быть настолько запутанной в любовных узлах, чтобы совершить что-то иррациональное. Ее чувства к Галену были столь же возвышающими, сколь и пугающими.