От того, что он нашел время написать ей о своих планах, у нее защемило сердце, однако она почти сразу же начала скучать по нему.
Прошло три дня без дальнейших известий. Она не знала, что он вернулся, пока однажды утром Рэймонд Левек не постучал в ее дверь.
При виде Левека Эстер задумалась, не случилось ли что-нибудь с Галеном.
— Он ранен?
Рэймонд усмехнулся:
— Нет, я приехад, чтобы отвезти тебя к нему. Макси не разрешает ему выходить из дома.
— Почему, он болен?
— Нет, он злится.
— На кого? Надеюсь, не на меня.
— Нет, на тебя — никогда. На Фостера Квинта.
Эстер вздохнула.
— Что Фостер натворил на этот раз?
— Я предоставлю объяснения Галено. Пойдем, мы должны поторопиться, пока огненный рев дракона не спалил дом дотла.
Похоже, Фостер поговорил с Галеном о предполагаемых угрозах в адрес Дженин. Гален пытался успокоить Фостера, но, когда тот отказался вразумляться, Гален не поскупился на слова. Он рассказал Фостеру, почему угрожал Дженин, и кто на самом деле прелюбодействовал в здании школы. Фостер пришел в такую ярость, что потребовал удовлетворения и велел Галену позвать своих секундантов. Гален, конечно, рассмеялся, что только еще больше разозлило Фостера, но, когда Фостер начал обвинять Галена в том, что он разрушил репутацию Эстер, и поклялся рассказать всей округе о происходящем скандале, Гален велел Рэймонду выставить его за дверь, пока тот не начал буйствовать.
Эстер, которая сидела в кабинете Галена и выслушивала это, спросила:
— Фостер вызвал тебя на дуэль?
— Да. Он хоть знает, что я могу убить его с завязанными глазами? Я никому не позволю заклеймить тебя шлюхой и остаться в живых. Выходи за меня замуж, Эстер.
На мгновение она чуть было не согласилась, но потом вспомнила свой разговор с Би, и голос Би эхом прозвучал у нее в голове… Такие мужчины, как он, не женятся на таких женщинах, как мы с тобой…
Эстер медленно покачала головой.
— Ты носишь моего ребенка…
— Ты не можешь знать этого наверняка.
— Ты самая противоречивая женщина, которую я когда-либо встречал, Эстер Уайатт. Я не допущу, чтобы мой ребенок рос без отца.
— Что, если я выйду за тебя, а ребенка не будет? Что тогда? Что произойдет, если ты на всю жизнь свяжешь себя узами брака с бывшей рабыней с руками цвета индиго, которую ты даже не сможешь представить на людях?
— Может, перестанешь использовать это как оправдание? Ты боишься, Эстер. Боишься, что любовь ко мне превратит тебя в женщину, которая сама не знает, чего хочет.
Она отвела взгляд, но он продолжил:
— Ты боишься, что закончишь так же, как твой отец, но подумай, как сильно твой отец, должно быть, любил твою мать, раз пожертвовал самим своим существованием. Он любил ее достаточно сильно, чтобы не беспокоиться о том, что у него не будет свободы. Любил ее настолько, что отвернулся от мира и от всего, что у него было. Это требовало силы, Эстер Уайатт, силы, о которой ты никогда не узнаешь, и все потому, что ты боишься довериться своему сердцу.
Эстер вздернула подбородок, но ничего не сказала.
— Вот как сильно я люблю тебя, Индиго. На следующей неделе ты станешь моей женой, хочешь ты этого или нет.
— Ты не можешь заставить меня выйти за тебя замуж, Гален.
Гален не стал спорить.
— Ты будешь в церкви в воскресенье?
Она кивнула.
— Хорошо. Я тоже.
Эстер встала. В его глазах светилась решимость, которая сделала ее слабой.
— Ты будешь моей… — прошептал он. — И да помогут святые нам обоим.
Той ночью Эстер лежала в постели, гадая, каким образом, черт возьми, Гален планировал добиться ее руки. Она не могла понять, как он мог добиться этого без ее согласия, но мысль о том, что он действительно может добиться своего, заставила ее всю ночь ворочаться с боку на бок. Утром она проснулась беспокойной, усталой и все еще не могла понять, что задумал Гален.
Два дня спустя в церкви Эстер припарковала своего мула и повозку в поле среди фургонов и животных других прихожан. Она заметила, что некоторые люди, которые обычно приветствовали ее с улыбкой и дружелюбным взмахом руки, намеренно избегали ее взгляда. Она могла только предполагать, что Фостер выполнил свои угрозы. Уязвленная этими взглядами, она проглотила унижение и продолжила вести себя так, словно ее это не задело.
Эстер подошла к скамье и села. Она старалась не показывать своих расстроенных чувств остальным прихожанам, но это было трудно сделать, когда она слышала, как перешептываются за ее спиной и на скамьях вокруг нее.