Через несколько мгновений в церковь вошли Фостер и Дженин, и шепот стал громче. Это был первый раз, когда Эстер увидела Дженин после того дня в школе. Дженин демонстративно избегала взгляда Эстер. Фостер, напротив, сердито кивнул Эстер и занял свое место рядом с Дженин на передней скамье.
Эстер была рада видеть, что Би вошла и села рядом с ней. Вскоре к ним присоединились Кейт Белл и ее муж Гарольд, а также Олимпия и ее престарелая мать Августа.
Не успели они все устроиться, как вошел Гален Вашон. Шепот стал быстрым и яростным, и все в церкви, включая Эстер, обернулись, чтобы посмотреть на него. Он не обратил внимания ни на кого из любопытных прихожан. Он просто занял место через проход от того места, где сидела Эстер со своими друзьями.
Би и остальные вопросительно посмотрели на Эстер, но она последовала примеру Галена и отказалась отвечать на их вопросы. Когда органист начал играть, она встала вместе с остальными прихожанами и запела «Процессию».
Эстер отметила, что Гален, как всегда, был одет безукоризненно. В своем черном наряде он был, безусловно, самым красивым мужчиной в округе. Несмотря на то, что в последний раз, когда они были вместе, они с Галеном расстались не по-дружески, она не могла отвести глаз от его золотистой внешности, и другие прихожанки церкви тоже. Казалось, даже Дженин не осталась равнодушной. Она продолжала оборачиваться, чтобы посмотреть на него, пока враждебные взгляды Фостера не заставили ее перевести взгляд на переднюю часть церкви. Когда затихли последние звуки процессии, все снова сели.
Преподобный всегда был хорошим другом делу свободы и людям в общине, но он смотрел на жизнь со строгой моралью, продиктованной временем и его собственным пониманием этого слова. Он поднялся на кафедру и произнес громогласную проповедь, осуждающую грехи плоти. Он говорил об обмане и сатане, искушении и Адаме и Еве. Он упомянул имена библейских шлюх и рассказал о том, как все они получили по заслугам. Эстер застыла как вкопанная, разрываясь между унижением и яростью. Фостер, с другой стороны, продолжал демонстративно оборачиваться и смотреть в сторону Эстер, чтобы оценить ее реакцию. Она встретила его взгляд с каменным выражением лица.
С Галена было достаточно. Он оглядел церковь, взбешенный тем, что эти провинциалы посмели очернить женщину, которую он любил. Он не позволит вывалять ее в грязи только потому, что она стала частью его жизни. Его огромное богатство и влияние защитят ее от последствий сплетен, которые возникнут в результате того, что он собирался сделать. Он просто надеялся, что она увидит справедливость в его действиях и в конце концов простит его.
Когда Гален встал посреди проповеди преподобного Адамса, голос преподобного дрогнул, а затем смолк. Сердце Эстер заколотилось, и она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. В церкви воцарилась абсолютная тишина.
Гален заговорил в напряженной тишине.
— Преподобный, поскольку мы все знаем, для кого предназначен эти огонь и сера, почему бы вам просто не подготовиться к проведению бракосочетания?
Глаза Эстер расширились от удивления, а прихожане начали возбужденно гудеть.
Гален повернулся к Эстер, затем снова к преподобному, который выглядел таким же ошеломленным, как и все остальные.
— Ходят слухи, что Эстер Уайатт — моя шлюха. Вы ошибаетесь. Я хочу, чтобы она стала моей женой.
Несмотря на явный шок, которым было встречено его заявление, он устремил свой пылающий взгляд на Фостера, у которого хватило ума обернуться.
— Эстер Уайатт — моя любовь… мое сердце.
Затем он повернулся к Эстер. Не сводя с нее глаз, он начал декламировать низким, звучным голосом:
— Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста!
пленила ты сердце мое одним взглядом очей твоих,
одним ожерельем на шее твоей.
О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста!
о, как много ласки твои лучше вина, и благовоние мастей твоих лучше всех ароматов!
Эстер слышала тихие вздохи позади себя, но не могла пошевелиться.
— Твои губы, о моя супруга, сочны, как соты: мед и молоко у тебя под языком…
Твой пупок подобен круглому кубку, в котором нет недостатка в напитках…
Сочленения твоих бедер подобны драгоценным камням…
Каждое слово было наполнено жаром и страстью. Глаза Эстер закрылись. Подобные декламации были неуместны в церкви, даже если Гален цитировал четвертую и седьмую главы Песни Соломона. Чувства Эстер были словно обласканы. Она задумалась, была ли великая африканская царица Савская так же тронута, когда Соломон произнес эти слова, признаваясь в любви.