Достиг тридцатилетия,Но жизнь его строга.Благочестив настолько,Что искусить нельзя.
От мира удалился,Плоть умерщвлял свою,Но в знания углублялся,Был мудрым, как Гуру.
За свою жизнь АмбросиоНе нарушал уставы,Был избран настоятелемОбители, при храме.
На редкость красноречие,Его, так убеждало!Что грешники "текли рекой",На проповеди, к храму.
По слухам он блюдёт завет,Был чист, как Ангел поднебесный.Не знал отличие полов,Всех поражал, что так безгрешен.
Он был для всех настоль красив,С холодной, гладкой, смуглой кожей,Орлиный нос всё украшал,Пленил собой, он, всех прохожих.
Большие, тёмные глазаСверкали строго под бровями.Ланиты мертвенно бледны,Внушали строгость, страх мирянам.
Взор огненный пронзал насквозь,Но благородством всё ж исполнен.Так отличал высокий рост,Казалось всем, что он так скромен.
До плеч красивые власаСтруились кудрями черными.Собой сводил он дам с ума,Соблазн неведан был святыне.
Неведомы АмбросиоСуетные заботы люда.Он был настоль суров всегда,Что исцелял людей от блуда.
Собор был полон до краёв,Свободных мест в нём не найти.Проходы длинные, вдоль статуй,Забиты были, не пройти.
На крыльях херувимов выше,Повисли в воздухе мальчишки,Речей Святого ждали долго,Пришедших веселят детишки.
Святой Франциск со святым Марком,На плечи зрителей вместилиИ не смотря, что статуи,С них видно далеко Святыню.
Двойную тяжесть каждый разТерпела статуя Агаты.Амбросио так ждал народ,Его слова были наградой.
Он мог в сердца вселить покой,Надеждой наделял уставших.Он боль снимал с больных людейИ веры придавал всем падшим.
Мог так часами говорить,Но всем казалось, что минуты.Любил Святого весь народ,Мадрид гордился этим чудом.
Часть 2
Настало время, наконец,Час службы за спиной остался.Все прихожане разошлисьИ кельи стали заполняться.
Так, настоятеля, толпаМонахов в келью проводила.И как обычно перед сномБлагословения просила.
Лишь только дверь закрыл монах,Всех с превосходством отпуская,Гордыня на него сошла,Вела борьбу с смирением в зале.
Едва остался он один,Как дал тот час волю тщеславью.Восторга слышал голоса,От проповеди – дверцы к Раю.
Так сердце излилось егоИ преисполнилось блаженством.Всю радость он сдержать не мог,Как людям указал путь к дверце.
Воображение взялосьКартины рисовать величия.Мечтал о будущем святой,Подчёркивал своё отличие.
Он посмотрел вокруг себя,Заликовался так святыня.Гордыня громко говорила,Он выше прочих смертных в Мире.
– Кто, – думал он.– Кроме меня,Прошёл все испытанияС детства?
Ничем себя не запятналИ совесть чистая, как сердце?Кто ещё смог смирить себя,Разгул бурных страстей и нрава?
Чтобы потомЗакрыться так,От мира, похоти,Соблазна?
Уйти от Мира добровольно,К себе девиц не подпускать.Ведь зря ищу я человека,Который смог, как я страдать.
Ни у кого кроме себяНе вижу, я, подобной воли,Ни в одной церкви нет такого,Амбросио, как я – святого!
Как поразила проповедь,Миряне не скрывали речи.Толпились все вокруг меняКрича, что: "Ты, единственный на свете!".
Кого не тронул ни соблазнИ даже порча не скусила.Я должен быть всегда таким,Держаться нужно, что есть силы!
Как я всегда себя блюстил,Так должен монастырь держать свой.Следить за братиями тамИ наставлять на путь понятный.
Что если, вдруг, меня соблазнС путей сведёт настоль внезапно?Нарушу всё, что соблюдал,Как примет это всё аббатство?
Ведь я такой же человек,Природа чья слаба, как ветер,Природа склонна к заблуждениямИ может отменить запреты.
А мне придёться покидать,Свой уединЁнный приют – кЕлью.Красивых дАм в церквИ встречать,И исповЕдовать на тЕмы!
Мадрида благородный свет,Всё каждый день ко мне съезжает.Желают видеть лишь меня!Как с ними я один свладаю?
Я должен приучать свой взорКо всем соблазнам и одеждам,К желаниям и роскоши,Чего лишал себя я прежде.