В конце концов принц одолжил ей двух лошадей — одну для нее, а вторую для ее спутника, и она приняла это одолжение с большим восторгом. Но через пятнадцать дней Джагатджит прислал к ней человека за лошадьми, и, как он и рассчитывал, англичанка пришла умолять, чтобы принц одолжил их снова. Махараджа согласился, однако поставил условие: она должна пойти с ним на бал-маскарад, устраиваемый его другом, раджей из Пиплы. Женщина долго не раздумывала и согласилась. «Они танцевали весь вечер, а затем махараджа провел замечательную ночь с ней», — вспоминал Джармани Дасс. Вскоре стало известно, что он подарил англичанке пару лучших лошадей и драгоценности. С тех пор они были любовниками каждое лето.
Анита слишком устала, чтобы подозревать своего мужа в мимолетных увлечениях. Через слуг новость об изменах махараджи не замедлила дойти до ушей Далимы, но служанка не раскрывала рта. Она горела желанием создать для своей госпожи, которая тосковала и, в отличие от прежних лет, едва играла со своим сыном, спокойную обстановку. Аджитв свои пять лет рос счастливым ребенком в окружении друзей и двоюродных братьев. Он свободно гулял по всему дворцу, и жены махараджи, устраивая в зенане обед или день рождения какого-нибудь ребенка, всегда хорошо принимали его. То, что Харбанс Каур вела войну с Анитой, не означало, что женщины зенаны должны воевать с малышом. Наоборот, первая жена махараджи всегда была приветлива и внимательна к Аджи-ту — в конце концов, он был сыном ее мужа и господина.
Начиная с лета 1913 года Анита заметила перемены в поведении махараджи. Она винила в этом себя, объясняя его равнодушие к ней своим плохим физическим и эмоциональным состоянием, бременем пятилетнего брака и постоянным давлением, которому его подвергала семья и англичане в связи с женитьбой на иностранке. Хотя Анита всегда говорила, что это не задевало ее лично, однако, без сомнения, она считала, что отношение к ней окружающих волей-неволей отражалось на ее муже. «Ему, должно быть, приходилось много раз защищать меня, — думала Анита, — сражаться за мои права». Эта мысль пришла к Аните, когда они вернулись в Капурталу и махараджа, накануне своего дня рождения, обратился к ней с просьбой.
— Я бы хотел, чтобы ты не приходила на пуджу, — сказал он, — чтобы избежать напряженности в семье. Кроме Парамджита и Бринды на этот раз будет еще и Махиджит со своей невестой.
По каким-то своим соображениям махараджа предпочел уступить женщинам зенаны, чтобы сохранить мир в семье.
— Скоро ты избавишься от меня, как от еще одной сожительницы… — с грустью заметила Анита.
— Не говори глупостей.
Пока семья отмечала праздник вместе со священниками, она сидела в уголке дворцового сада и писала в своем дневнике: «После вчерашнего разговора я немного раскаиваюсь».
Несмотря на идиллическую красоту дворца, на лань, прогуливающуюся по парку, на абиссинских овец, которые паслись немного дальше, на смех своего сына, игравшего с другими детьми в саду, на искрящиеся брызги воды в фонтанах, душа Аниты была полна грусти и печали. Испанка знала о хрупкости мира, в котором она существовала, и понимала, что все это не может длиться долго. Неприятное чувство мучило ее с тех пор, как она обнаружила перемены в поведении супруга. Она находила Джагатджита все более раздражительным и отдаляющимся от нее. Казалось, махараджа все время старался ускользнуть, а когда они оставались наедине, она не чувствовала в нем прежней уравновешенности и благожелательности — он больше походил на льва в клетке. У Аниты появились подозрения. Что он делал так долго за пределами дворца? У кого он был? В глубине души она не сомневалась, что муж снова стал посещать своих сожительниц.
Ощущение столь незавидной перспективы, а также невозможность ездить, заниматься спортом, совершать прогулки привели к тому, что жизнь в Капуртале стала для Аниты почти невыносимой. Ребенку уже не требовался постоянный уход, как в самые первые годы его жизни, и он все меньше нуждался в материнской опеке. Когда же Анита взялась учить сына испанскому языку, она быстро поняла, что и здесь Аджит вполне может обойтись без ее помощи — у него были свои преподаватели, а также английская nanny для остальных предметов.
Во дворце всегда было много детворы — дети бывших сожительниц, чиновников, работников дворца, — так что Аджит никогда не оставался один. Мальчики собирались вместе и играли с собаками, ланью, павлинами, развлекались с попугаями в птичнике. Для ребятни парк был неисчерпаемым источником развлечений. Дети знали дворец как свои пять пальцев, а когда им надоедало играть на свежем воздухе, они спускались в нижний этаж, чтобы попросить карандаши, бумагу или ленты для игры. Служащие, которые очень баловали детей, удовлетворяли все их капризы. Мальчишкам нравилось прятаться в закутках огромного здания; иногда они забирались в котельную, всегда полную таинственности, или в подвал, где хранились бутылки шампанского, водки и джина. Частенько детей заставали в кладовых, заполненных французскими соусами, а также в комнатах с бельем, теплых и надушенных, где служанки заказывали по номерам постельное белье, которое потом разносили по комнатам, чтобы положить в шкафы.