— Гуру, я стала такой слабой! — всхлипнув, простонала Шачи. — Я даже не могу пойти к дочерям, и они всё ещё скрываются в Нандане, в тайном доме, под присмотром немногих апсар! Я знаю, девочки напуганы, а младшей всего восемь… Но я не могу! Каждый раз, желая сделать хоть что-нибудь, я только падаю на колени и плачу, и перед глазами стоит та кальпаврикша в саду Ашока, и мой дэврадж, припавший к моим коленям в облике этого мерзкого ракшаса, и…
Слёзы снова полились из её глаз, и Индрани сердито отёрла их.
— Как мне… снова… обрести мои… силы?.. — с трудом проговорила она и заплакала уже в голос, скорчившись на полу.
Грусть исказила лицо гуру Брихаспати. Чтобы дэврани так плакала, никто никогда не видел, и насколько мог судить риши, горе так глубоко проникло в её сердце, что ни долг, ни даже опасность не смогли бы сейчас заставить Шачи бороться за себя или за своих детей.
— Из-за чего льются твои слёзы, Индрани? — спокойно спросил её Брихаспати. По опыту он знал, что чем спокойнее собеседник, тем быстрее успокаивается тот, кто расстроен. Спокойствие можно передать, хотя бы на время, и иногда это — единственно доступное милосердие.
— Он пережил такие муки, так боролся ради своей клятвы, и всё-таки умер! — прорыдала Шачи. — За что так мучился мой Индра?!
— Значит, ты считаешь, что его жертва не принесла плодов, дочка?
— Я считаю, что его жертва была слишком велика! — внезапно подняв на гуру залитое слезами лицо, искажённое яростью, прокричала Шачи. — Так чувствует моё сердце! Я помню его глаза в последний день… и его взгляд…
Слёзы снова задушили её, и из последних сил белоснежная вдова выдавила из себя:
— Никогда… он не смотрел… с такой болью… и стыдом!
Стараясь не обращать внимания ни на тон Шачи, ни на её стоны и всхлипывания в сложенные у лица руки, Гуру спокойно продолжил:
— Но это же не твои боль и стыд, дочка. Они были в сердце Индры, а не в твоём. Но плачешь сейчас ты. Что ты оплакиваешь?
Индрани притихла и отняла ладони от лица, опустив их на колени.
— Его горе — моё горе, — тихо и просто сказала она. — Его стыд — мой стыд. Его терзания — мои терзания. Я — его шакти, и мне невыносимо вспоминать моего шиву таким… таким опозоренным!
Глаза её вспыхнули тем пламенем, которое нередко плясало и в глазах самого Индры — холодное, яростное пламя не дэви, но царицы.
— Значит, ты оплакиваешь своё унижение, дэврани? — мягко спросил Брихаспати, и гордая Шачи согласно кивнула. — В том нет стыда, ибо унижение жжёт сильнее огня. Но теперь твой муж получил благословение Триады, и все Трое признали его величие, дозволив ему родиться вновь. Индра не опозорил себя так страшно, как кажется тебе сейчас.
— Но… — тихо проронила Шачи, — ему пришлось…
— Использовать для победы деяния, едва ли достойные дэва, и всё равно проиграть, — закончил за неё Гуру. — Да, это горько, но за поражением Индры всегда следует его победа. Не печалься, дочка. Муж твой вернётся к тебе во всей своей славе и блеске победителя.
Дэврани с надеждой посмотрела на риши:
— Если это так, то ваши слова будут моим утешением, о Гуру!
— Так-то лучше, — светло улыбнулся Брихаспати. — Теперь передо мной истинная дэврани. Встань-ка, дочка!
Шачи изящно встала, и сразу вспомнилось, что она — наполовину апсара, так грациозны были её движения. Сложив руки перед грудью, она смотрела на гуру выжидающе, не пряча больше взгляда, хотя на ресницах всё ещё блестели непросохшие слёзы.
— Ты теперь — дэврани, и берёшь на себя власть, пока на трон не воссядет Индра. Индрани я буду звать тебя, и все дэвы — тоже, — торжественно сказал гуру, поднимая ладонь в благословении. — С этой минуты я буду ждать от тебя действий дэврани, решений дэврани и стойкости дэврани. И твой народ, дэвы, тоже. Будь нашей силой, дэврани Индрани!
Вдова Индры поклонилась гуру, принимая его наставления, и выпрямившись, посмотрела на Брихаспати с еле заметной робостью:
— А дозволено ли мне будет… ещё недолго побеседовать с вами, о Гуру?
— Конечно, — согласно улыбнулся Брихаспати. — Я — наставник богов, и моя дхарма — беседовать с теми, кто в этом нуждается.
Со вздохом облегчения, впрочем, еле слышно, и снова присела на кушетку рядом с риши.
— Скажите, Гуру, а… — Индрани замялась, — когда душа рождается в новом теле, сохраняет ли она свой характер?
— Волнуешься, что не узнаешь своего Индру? — понимающе парировал Брихаспати, и Шачи кивнула. — Видишь ли, Индрани, личность дэва зависит от трёх составляющих. Первая — атман, воплощённая душа, и в ней содержится ядро силы каждого дэва. Душа Индры останется прежней, а потому некоторые черты своего мужа ты будешь узнавать, даже если увидишь его маленьким ребёнком. Вторая составляющая — разум, дающийся дэву в зависимости от карты его рождения и положения планет в ней, а также от свойств его родителей. Индру, за которого ты вышла замуж, породил риши Кашьяпа от своей жены Адити, новый же Индра родится от Чандры и Рохини. И эти родители непохожи свойствами на прежних, а потому, Индра унаследует нечто новое и для тебя, и для него самого. Третья же составляющая — это воспитание. Привычки дэва, его сознательные стремления и даже поведение будут определяться именно этим. Предвижу я, что сомы в этом доме, — и Брихаспати обвёл рукой покои, — станет куда меньше, чем в прежние времена.