У дверей, за которыми скрывалась Рохини, Чандра на мгновение помедлил. Может быть, всё-таки?.. Но что-то будто толкнуло его в спину, заставив легко распахнуть двери покоев, и Месяц торопливо вошёл, почти вбежал, в просторную комнату, взглядом разыскивая Рохини. А когда нашёл, бросился к жене, шепча ей всё самое ласковое, что только нашлось в сердце, торопливо гладя её по волосам, по вспотевшему лбу, по раскрасневшейся щеке...
За его спиной музыка стихла моментально, и на долю нимеши Чандра испугался, что всё напутал и сделал неправильно, и теперь… Но в звенящей тишине прозвучал лёгкий, вибрирующий, полный сакрального уважения и страсти голос Гаятри-дэви:
Ом!
Сахасранетрайа Видмахе
Ваджрастрайа Дхимахи
Танно Индрах Прачодаят!
Индра Гаятри Мантра звучала так, как будто её исторгали сами усыпанные звёздами небеса. Славился Индра, обладающий Чистым умом, славился Обладающий Ваджрой. Призывался Защитник, Убийца демонов, Победитель, Разгоняющий Тьму.
На втором кругу мантры к голосу Гаятри-дэви присоединились голоса накшатр, гандхарвов, апсар и всех остальных, кто присутствовал в собрании. Боги в один голос славили Индру искреннейшим из гимнов.
Чандра же застыл, глядя на дитя, которое протягивала ему повитуха Мира, забыв, что у него вообще есть голос. В голубых, вышитых серебром и лунным камнем пелёнках лежал крупный, толстощёкий, темноволосый и темноглазый младенец и задумчиво смотрел на Чандру, казалось, заглядывая ему в душу и размышляя, кто же это перед ним такой. И был бы этот младенец совершенно обычным крепышом, если бы не молчал. И не сжимал в своих кулачках иссиня-белые молнии, которые искрились, испуская белый свет, смешивавшийся со светом первых лучей Солнца. Как и говорил Нарада Муни, Индра родился на рассвете.
Мира протянула ребёнка Чандре, и тот взял новорожденного сына на руки, разглядывая его крошечное лицо. Младенец дрыгнул ногой и уставился на Бога Луны ещё пристальнее, а затем узнавание мелькнуло в его глазах. Мелькнуло — и погасло, совершенно обычным, расфокусированным, младенческим стал взгляд новорожденного. Ребёнок зажмурился и испустил свой первый крик, громкий, требовательный, хриплый.
И вместе с этим от непереносимо громкого раската грома сотрясся Лунный дворец, а молнии из рук младенца ударили в потолок залы. Гром разрывал уши, заставлял пасть на колени от того, что ноги подкашивались, и в его треске и рёве слышался победный клич.
— Индра ки! — прогремело на весь дворец в ответ грому, и Чандра, прижимая сына к груди, радостно отозвался своим криком, похожим на звон серебряного гонга:
— Джей!
— Нет.
Индрани сказал это чётко, будто отрезала, очень спокойно… Но одновременно с её «нет» зал будто взорвался от громового раската, и только многолетняя привычка не обращать внимания на гром позволила царице дэвов не моргнуть и глазом. Не она была причиной этого разрывающего уши звука, и как хорошо, что Чандра-дэв предупредил!.. Индра, мой Индра, ты пришёл!
Перепуганные ракшасы приняли боевую стойку, многие из них зарычали, хватаясь за оружие, а те, у кого уши были звериными, прижали их в ожидании нападения. Индраджит вздрогнул, но больше ничем не показал, что гром в Золотом дворце — это что-то необычное.
Дэвы радостно переглянулись, а Шукрачарья едва заметно кивнул, как будто что-то для себя понял. Это насторожило Индрани, но она не показала вида, что интересуется реакцией мудреца.
— Как ты смеешь, Шачи, отказывать мне! — взревел Индраджит, приходя в бешенство. Он даже наклонился вперёд и спустил обе ноги в украшенных золотом туфлях на пол.
— Так и смею, — гордо ответила царица дэвов, на этот раз уже сверкнув глазами. — И я тебе не Шачи, асурадж. Моё имя — Индрани!
Она подняла правую руку вверх, и сквозь пальцы её, сорвавшись с потолка, ударила молния. Да, не все знали, что супруга Индры обладала тем же даром, что и сам Громовержец: когда хотела, она могла и призвать молнию, и управлять грозовыми облаками. Говорят, когда-то Индрани ходила в бой, сражаясь на равных бок о бок со своим супругом…
— Твой муж умер, — с холодной яростью парировал Индраджит. — Ты не можешь больше называться Индрани, потому что нет в мире Индры!
Шукрачарья повернулся к своему ученику и уставился на него, сверля взглядом, но не произнося ни слова. Как будто хотел о чём-то предупредить…
— Это не мешает мне носить имя Индрани, — очень, очень спокойно проронила царица дэвов, — и оставаться шакти Индры.
— Моей шакти ты будешь! — рыкнул Индраджит, рывком вставая с трона и подавая знак ракшасам. — Уведите эту непокорную Шачи в предназначенные ей покои!