Ачарья изящно сложил руки, смотря прямо на Чандру-дэва и, казалось, пронизывая его взглядом, как копьем:
— Мои приветствия Чандре-дэву и его сиятельным жёнам! Мои приветствия также и дэврани Индрани! И вам, гуру Брихаспати, мои поклоны!
Голос Шукрачарьи лился мягко, словно розовая вода, и манеры его были безукоризненно учтивы.
— Мои поклоны, ачарья Шукра, — отозвался Чандра-дэв робко и сложил руки в приветствии. Индрани и накшатры, Брихаспати и другие гости также склонились перед мудрецом. Все знали, что непочтения Шукрачарья не приветствовал, а если был особенно не в духе, то мог и проклясть даже более хитроумно, чем гневный мудрец Дурваса. Чего стоило проклятие, которым он наградил Санджи-дэви, гордую жену Солнца, когда она позволила себе неучтиво ответить на его вопрос! Бедняжка до сих пор, говорят, не смела открыть рот в присутствии даже собственного гуру…
— Я вижу, — с весельем продолжил Шукрачарья, оглядывая присутствующих, многие из которых опускали взгляд, когда мудрец смотрел на них, — что не все здесь рады моему появлению. Но как я мог пропустить приветствие новорожденному Индре?
На лице Чандры-дэва отчётливо читалось: «Откуда он знает?!», и тем же вопросом, судя по всему, задавались почти все дэвы, но озвучить возмущение решился только гуру Брихаспати, по статусу равный Шукрачарье, а потому никаких последствий не боящийся.
— Получали ли вы приглашение на этот обряд, Шукрачарья? — спокойно, но цепко спросил Брихаспати, и брови его невольно сдвинулись к переносице. — Это — собрание дэвов, но не асуров!
— О, дэвгуру, — легко ответил ему ачарья, — вы откажете мне в возможности поприветствовать пратьядхидэвату планеты, для которой я являюсь дэватой [управляющим божеством, или управителем]? Вы уверены, что это деяние будет соответствовать дхарме мудреца? — и белозубо улыбнулся с еле заметным намёком на вызов.
— Вас не ждали… — начал Брихаспати, но его речь прервал другой, звонкий, мелодичный голос:
— Нараян, Нараян! А нас вы ждали, дэвгуру Брихаспати?
Из воздуха посередине залы появились девятеро мудрецов: сами Семь Величайших, Саптариши, божественный Нарада с его неизменной виной на плече и… Дурваса, огненноволосый и, как всегда, с суровым лицом.
— Моё почтение, риши, — поклонился им Брихаспати, ничем не показывая удивления. Тем временем присутствующие с неприкрытым удивлением взирали на мудрецов: чтобы сразу девятеро мудрейших почтили своим присутствием приветствие новорожденного, джатакарма-санскару? Неслыханно! Но, с другой стороны, Индра…
Сухощавый седовласый Васиштха, прославленный своим спокойным нравом (правда, поговаривали, что он перенял его у коров, которых в его локе было куда больше, чем любых других существ), неторопливо оглядывался, оглаживая недлинную бороду сухой старческой рукой. Гаятри-дэви, пробравшись к нему сквозь толпу, припала к его стопам, ведь риши Васиштха приходился ей духовным отцом, и мудрец тихим высоким голосом произнёс:
— Всех благ тебе, дочка!
Невысокий коренастый Бхарадваджа, в свою очередь, склонился к стопам собственного отца, Брихаспати, но гуру не дал ему завершить поклон и, схватив за плечи, поднял, после чего обнял с довольной улыбкой. Виделись отец и сын нечасто, но каждый раз искренне радовались, когда это происходило.
Джамадагни, медноволосый, вспыльчивый мудрец (хотя до Дурвасы ему, по слухам, было далеко), пронзительно смотрел на Шукрачарью, как будто что-то высматривая в его лице. В ответ наставник асуров слегка усмехнулся, встретив взгляд голубых глаз Джамадагни своими, тёмно-карими, огромными, притягательными...
Тем временем деловитый Гаутама рассматривал окружающую обстановку, а потом вопросительно повернулся к Чандра-дэву: мол, и где ребёнок? Почему ещё не здесь? Всем было известно об особых отношениях риши Гаутамы и царя богов Индры: в своё время, когда дэврадж вынудил мудреца истратить накопленный им тапас на проклятия, этой участи не миновала не только жена риши, к которой дэврадж пришёл ради любовных игр, даже не скрывая своего лица, но и сам Индра, а также некоторые его помощники в этом деле, в том числе, сам Чандра-дэв. Видимо, от воспоминания о тех далёких временах Месяц отчётливо побледнел и даже на секунду, как показалось присутствующим, покрылся тёмными пятнами. Такими же, какие до сих пор пятнают лик взошедшей над Трёхмирьем Луны каждую ночь.
Однако, ситуацию спас риши Атри, который отвлёк Чандру-дэва от воспоминаний негромким вопросом: